— Ты собираешься работать в «Мунлайт дайнинг и дринкс»? — Спрашиваю я.
Он кивает.
— Да, я начинаю во вторник.
Я стараюсь не думать о том, что у меня сейчас только одна работа и гораздо больше счетов. Кроме того, заработок, который я получала от сделок, больше не вариант. Моя жизнь меняется, и я не знаю, хорошо это или плохо.
— Ну, вот небольшой совет: большинство ночей поток людей очень маленький, а чаевые — отстой.
— Спасибо за информацию. Тогда я позабочусь о том, чтобы обслужить как можно больше клиентов. Таким образом, чаевые, которые я получу, компенсируют это. — Он улыбается мне. — Я умею ослеплять.
— Не сомневаюсь. — мне смешно — Думаю, мы с тобой могли бы поладить, Грейсон.
— Ты так думаешь? — дразнит он легким тоном, откладывая ложку. — Знаешь, что, по моему мнению, было бы идеальным моментом для знакомства с новым соседом по комнате? Выпекать вместе пирожные.
— Я не пекла пирожных или чего-то еще с шести лет, — признаюсь я.
Он прижимает руку к сердцу и качает головой.
— Ну, мы должны это изменить. Конечно, лучше всего сближают пирожные «Брауни» — если ты понимаешь, о чем я, но у меня нет никакого горшка.
— Пирожные с травкой? — заинтересованно спрашиваю я.
— О, да. — Он берет миску и направляется в угол кухни. — Мои родители были хиппи и постоянно делали их.
— И позволяли тебе их съесть?
— Нет, но я начал красть их, когда мне было около пятнадцати лет, тогда я проходил подростковую бунтарскую стадию. Не буду врать, я до сих пор иногда делаю это, когда хочу расслабиться.
— Ты тоже носил темную одежду и писал депрессивные стихи?
— Да, к темной одежде. — Он открывает микроволновку и ставит миску внутрь. — Но не к поэзии. Мне больше нравились тексты и музыка.
— Ты все еще пишешь? — Спрашиваю я. — Или играешь на чем-нибудь?
Он качает головой, закрывая дверцу микроволновки.
— Нет, я, может быть, и увлекался этим, но я был не очень хорош. — Он нажимает кнопки на микроволновке, и она включается. Затем он поворачивается и откидывается на стойку лицом ко мне, скрестив руки на груди. — Так какой была твоя мятежная фаза, Вайолет?
Я бросаю взгляд на свою темную одежду, скрывающую татуировки.
— Думаю, я все еще могу проходить через это.
— Против кого бунтуешь? — Спрашивает он.
— Против Себя.
Он смеется себе под нос.
— Как насчет твоих родителей? Они ненавидели — или все еще ненавидят твою мятежную жизнь?
Мое сердце опускается в живот, и я внезапно вспоминаю, куда я направлялась до того, как отвлеклась на этот разговор.
— Знаешь, — говорю я как можно спокойнее, вставая со стула. — Если ты действительно хочешь испечь пирожные с травкой, я могу с этим помочь.
Его брови приподнимаются, когда позади него пищит микроволновка.
— О, правда?
Я пожимаю плечами, отступая в свою комнату.
— Это зависит от тебя. Я просто предлагаю.
Он отходит от столешницы и открывает дверцу микроволновки.
— Что ж, я не собираюсь отказываться от предложения.
Я улыбаюсь своей фальшивой, блестящей улыбкой, той, которую я наклеиваю на лицо, когда мне нужно выглядеть счастливой.
— Я скоро вернусь. — Я ныряю в свою комнату и подхожу к коробкам, сложенным у изножья неубранной кровати размера кингсайз. Я роюсь в них, пока не нахожу бутылочку с рецептом, в которой храню свою заначку. Я удивлена, что Престон не попросил ее обратно, но он, вероятно, был слишком помешан на экстази, чтобы даже вспомнить, что она у меня была. Но я не сомневаюсь, что он в конце концов вспомнит и придет спросить об этом. Кажется, мне должно быть не все равно, но на данный момент это не так.
Я возвращаюсь на кухню, где Грейсон снова читает книгу рецептов, бормоча слова песни себе под нос.
— Теперь мне придется немного подправить это, — говорит он, проводя пальцем по странице.
— Что ж, наслаждайся. — Я бросаю ему пузырек с рецептом, и его глаза расширяются, когда он ловит его.
— Святое дерьмо, — говорит он, откручивая крышку и глядя на довольно приличный запас внутри. — Где ты это взяла?
— У меня есть связи. — Моя улыбка все еще яркая, как полированный кубический цирконий, когда я направляюсь в свою комнату.
— Подожди, ты будешь? — Кричит он
— Конечно, — отвечаю я. — Но сначала мне нужно кое о чем позаботиться.
Он озадаченно смотрит на меня, но я ухожу, оставляя его на кухне печь пирожные. Я не вернусь и не присоединюсь к нему не только потому, что травка делает меня злой и сумасшедшей, как алкоголь, но и потому, что я больше не в настроении для компании.
Когда я возвращаюсь в свою комнату, я запираю дверь. Затем я подхожу к окну рядом с кроватью и открываю его. Я выключаю телефон, ложу его на кровать. Я устраиваюсь на подоконнике, глядя вниз на трехэтажный обрыв к бетону. Я думаю, что смогу выжить, но трудно сказать наверняка. Если я ударюсь головой, мой череп, вероятно, треснет, а если я приземлюсь на ноги, то, вероятно, сломаю позвоночник. Кости, вероятно, сломаются, и моя кровь окрасит бетон, как кровь моих родителей испачкала ковер, стены и одеяло на кровати. Падение было бы болезненным, если бы я выжила, но на кратчайший момент во время падения я почувствовала бы умиротворение, зная, что все это может просто закончиться.
Глава 12
Люк
Как только я снова включаю телефон, я понимаю, что все испортил. Один пропущенный звонок от Вайолет. Я пытаюсь дозвониться до нее, но звонок попадает прямо на ее голосовую почту. Обычно я бы ничего об этом не подумал, но она выглядела такой шокированной, когда я спросил ее номер. У меня такое чувство, что она не привыкла полагаться на людей.
Я проезжаю мимо полицейского участка на обратном пути в квартиру, просто чтобы убедиться, что она там не ждет и ее там нет. Я должен чувствовать себя хорошо. Я удвоил свои выигрыш. Все должно быть отлично, но я чувствую себя дерьмом. Я не могу перестать думать о том, как удивилась Вайолет, когда я дал ей свой номер, и как она себя чувствовала, когда я не ответил на ее звонок.
Когда я возвращаюсь в квартиру, Сет сидит на кожаном диване, закинув ноги на стол, одеяла сложены по бокам, и он смотрит ситком по телевизору. Грейсон развалился на полу, положив голову на декоративную подушку, в окружении множества коробок, которые еще нужно распаковать. Вайолет стоит на кухне и наливает сок в стакан. Она не смотрит на меня, ставит сок обратно в холодильник, берет стакан и направляется в нашу комнату.
Я перешагиваю через Грейсона и преграждаю ей путь, когда она выходит в коридор, ломая голову в поисках подходящей фразы.
— Привет.
Она подносит край стакана ко рту.
— Привет. — Она делает глоток, стараясь не смотреть на меня.
Я напрягаю мышцы, нервничая по причинам, которые едва понимаю и которые мне не нравятся.
— Извини, я совсем забыл о том, что выключаю телефон. Когда я иду на игры, я так делаю… и я не подумал.
Она смотрит на меня с тем отстраненным выражением в глазах, которому я сначала немного завидовал, но теперь я просто хочу, чтобы оно исчезло. Я хочу видеть другой ее взгляд, такой же, как тот, что был сразу после того, как я поцеловал ее. Я хочу, чтобы она снова выглядела живой.
Она опускает стакан.
— Все хорошо. — Она начинает проходить мимо меня, и я упираюсь рукой в дверной косяк, снова преграждая ей путь.
— Нет, это не так. Я сказал тебе, что заеду за тобой, и я должен был забрать тебя, — говорю я. — Как ты вообще добралась до дома?
Она пожимает плечами.
— Я прогулялась.
— Но сейчас жарче, чем в аду.
— Просто немного теплее. И я сделала это, так что ты можешь перестать чувствовать себя плохо.
— Вайолет, мне очень жаль. — Я звучу так жалко, но мне все равно. Что меня волнует, так то, чтобы исправить это — исправить нас. И это осознание одновременно освобождает и чертовски пугает.
— Обещаю, все в порядке. — Она фальшиво, натянуто улыбается, затем ныряет под мою руку и уходит в комнату, закрывая дверь.
— Что это было? — спрашивает Сет, направляя пульт на телевизор.
Я качаю головой и иду к холодильнику за пивом.
— Я облажался.
Он хитро улыбается.
— Разве ты не всегда так делаешь? — спрашивает он, и Грейсон фыркает от смеха.
Я снимаю крышку с пива и закатываю глаза.
— Ха-ха, вы двое чертовски веселые. — Я подхожу и падаю на кресло, сбрасывая ботинки. — И почему ты вообще лежишь? В квартире беспорядок
— Мы ждали, когда ты приберешься, — говорит Сет, и Грейсон смеется еще громче. — Наша личная горничная.
— Очень мило с твоей стороны, — говорю я. — Использовать мою слабость к порядку, против меня.