Через некоторое время Келли убавила звук и затем, я услышала, как она передвигалась по комнате, шуршала бумагами, выдвигая и задвигая ящики. Вскоре все стихло.
— Вайлет, — позвала она и я напряглась.
Когда мы переехали в общежитие, мы без каких-либо договоренностей, установили правило не заговаривать друг с другом без необходимости, так что это было довольно странно, что она заговорила со мной сейчас. К тому же, мне казалось, что она, скорее всего, считает меня проституткой или просто шлюхой, так как я ввела правило, что если на дверной ручке висит красный шарф, то она не должна заходить в комнату. На самом деле я всего лишь торгую, но ей это знать не обязательно. Пусть уж лучше думает, что я шлюха, хоть еще я девственница.
Я лежала неподвижно, даже когда она подошла к краю моей кровати, я надеясь, что в конце концов она сдастся и уйдет. Я не ненавидела ее. Вообще-то Келли беспокоила меня меньше других, но только потому, что она почти ничего не говорила. Она никогда ничего не просила, и так же любила уединение, иногда я специально давала ей его, так как не хотела натолкнуться на нее с ее парнем-футболистом. Эти двое испытывали слишком сильные чувства друг к другу.
В конце концов, она ушла, дверь с хлопком закрылась за ней, и я была вольна дышать, как мне хотелось. Я снова повернулась, морщась от боли в лодыжке. Черт бы ее побрал, было больно, но жить буду. Могло быть гораздо хуже, и в какой-то степени мне хотелось, чтобы так оно и было. Чуть больше опасности приземлиться ближе к ограде, вместо того чтобы зарядить ногой футболисту по лбу. Интересно, в порядке ли его голова? Я довольно сильно ударила его, но, конечно, не специально. Обычно, для того чтобы ударить парня, у меня должна быть веская причина, но в этот раз, он просто оказался не в то время и не в том месте. Или, может быть, я.
Я посмотрела на часы, стоящие на столе, и осознала, что было гораздо позднее, чем мне казалось. Мое занятие по химии уже должно было скоро начаться. Нужно было вставать и выдвигаться. Я осторожно села в кровати, двигаясь медленно, так как мои мускулы болезненно протестовали. На мне все еще было надето вчерашнее платье, потому что я была слишком уставшей, когда вернулась в общежитие, чтобы суметь заставить себя переодеться в пижаму. Ткань пропахла сигаретами и алкоголем, что, в принципе, было обычным делом после вечеринки. Зловоние вечеринок, вне зависимости от места их проведения, намертво въедалось в мою одежду и поры. Мне нужен был душ, но на него не оставалось времени.
Я подняла ногу над кроватью и вздрогнула от пульсации в лодыжке. Она выглядела ужасно, опухшая вдвойне, по сравнению со вчерашним вечером, и ее цвет начал становится светло-фиолетовым. Похоже, будет только хуже. Закрыв глаза, я заставила себя легко наступить на ногу.
— Вот черт! — прошипела я, когда боль прострелила ногу и рухнула обратно на кровать. Несколько глубоких вдохов и выдохов, и я попробовала снова, но боль была невыносимой. Мне бы не хотелось лишиться лодыжки, но я не могла пропустить занятие. Мне нужно было довести что-нибудь до конца хотя бы раз, например, получить хорошие оценки, и, в конечном счете, сделать что-нибудь со своей жизнью, кроме бесцельного шатания и проверки своих лимитов возможного. Я не пропустила ни одного занятия за этот семестр, и скорее всего здесь, я провела на одном месте самое большое количество времени, не считая дом Престона. Это настоящее достижение для меня и их было немного за всю мою жизнь, если, конечно, не принимать за достижения сколько раз я ввязывалась в драки и меняла приемные семьи.
Собирая каждую каплю силы, я заставила себя попытаться приподняться снова. Подтягивая себя вверх, я выпрямила ноги, чтобы они оказались подо мной. Я тяжело дышала, стараясь успокоиться, несмотря на боль, похромала к шкафу. Шаг за шагом. Я могла это сделать.
Я достала свои сапоги, но передумала надевать их, решив в пользу шлепанцев. Я скользнула своей здоровой ногой в шлепанец и затем, держась за дверь шкафа, с трудом протолкнула больную ногу во второй шлепанец. Это было нелегко не только потому, что нога адски болела, но и потому что она была настолько опухшая, что не пролезала в него.
Сдавшись в борьбе с обувью, я собрала книги и нанесла дезодорант. Используя, пальцы вместо расчески, я собрала волосы в пучок на затылке. Мой вид был еще хуже в несвежем платье и одном шлепанце, чем, когда я обменяла футболку на банку с едой и карманный ножик, это было то время, когда я жила на улице и была вынуждена носить топ вместо лифчика, к счастью, это длилось недолго.
Я похромала к двери и даже изловчилась ее открыть, и вздохнула с облегчением, оказавшись в коридоре. Если я смогу доковылять до лифта, то буду просто счастливицей. Опираясь всем весом на здоровую ногу, я постепенно продвигалась по коридору, игнорируя взгляды и шепот людей, мимо которых проходила по пути к лифту. Все во мне ликовало, когда я его достигла, и лифт отвез меня на первый этаж.
После тяжелой борьбы и постоянного цепляния за стены, я, наконец, вышла в сад, окружающий здание общежития Университета Вайоминга, куда обычно заселяют большинство первокурсников. Я взглянула на часы, волоча ногу через тротуар к газону, и поняла, что опаздываю. Стараясь не свалиться, я перенесла часть веса на лодыжку, чтобы набрать скорость. Еле дыша сквозь боль, и напоминая себе, что я сильная. Но, когда я ступила на траву, моя лодыжка неловко подвернулась.
Я споткнулась и выронила книги.
— Черт возьми! — вскрикнула я, схватившись за дерево, и, чувствуя, как боль распространялась по ноге.
Люди, шедшие по тротуару, смотрели на меня как на чокнутую, и это оживило воспоминание о гараже Амелии, как Дженифер и ее друзья окружили меня. Я ненавидела чувства, которые вызывали это воспоминание. Острота. Никчемность. Я теперь другая. Сильная, защищенная, несокрушимая. До тех пор, пока воспоминания не возьмут верх надо мной, ломая мою защиту. Мне хотелось обратиться к единственному способу, который мог помочь мне выключить их, засунуть подальше и заблокировать их глубоко внутри. Но я должна была начать двигаться для этого. Дерьмо.
— Брось это, Вайлет, — пробормотала я себе под нос, моя кожа стала влажной от напряжения. — Ты позволяешь им влиять на тебя. Перетерпи.
Я оттолкнулась от дерева, но сразу вернула руку обратно. Покачав головой в большей степени на саму себя, чем на что-то еще, я скользнула по дереву вниз. Я была разочарована. У меня не получалось преодолеть это и паника запустила свои когти в мое горло. Разочарование в самой себе нарастало. Мне нужно было найти способ контролировать это... подавить яростный поток эмоций. Прямо сейчас.
Я сосредоточилась на происходящем на газоне у деревьев, силясь найти что-нибудь, что могло бы меня отвлечь от происходящего внутри. Группа ребят напротив меня играли в фрисби. Я могла бы затеять ссору с ними, проверить, смогла бы я довести их до того, чтобы действительно ударить девчонку. Но, обычно, драка — это крайний случай, потому что это стало вызывать слишком мало адреналина во мне. Или, я могла бы обругать того ненормального за деревом, который фотографировал меня, со вспышкой, ослепляющей даже с такого расстояния.
Я подалась вперед, пытаясь лучше рассмотреть его. В последний раз, когда кто-то снимал меня таким образом было прямо после смерти моих родителей, и каждый чертов репортер страны хотел фотографию девочки, пережившей убийство родителей. Но с того момента прошла целая вечность и, казалось, что это больше никого не заботит.
Чем дольше я смотрела прямо на парня, тем больше он пятился назад за деревья, щелкая своей камерой без перерыва. Я начала двигаться вперед с угрожающим выражением на лице.
— Итак, ты выглядишь чертовски плохо, — сказал кто-то позади меня. Вижу, что ты не последовала моему совету дать отдых ноге.
Вдруг Люк Прайс оказался около меня в тени дерева. Я уже видела его прежде в университете и прошлой ночью, когда ударила его по лицу, но в действительности не знала о нем практически ничего. Он казался мне сильным. Он был одет в черную футболку с маленькой дыркой внизу и такого же стиля джинсы. У него были коротко стриженые волосы и красивые карие глаза, его вид заставил меня представлять его как борца, или боксера, или что-то в этом духе. Но я точно знала, что он всего лишь был футболистом и, скорее всего, был очередным качком, следовавшим по стопам отца.