По обычаю, дервишей, вернувшихся из странствий и ослабленных духом, купали в горячем отваре целебньгх трав и поили сонным зельем. Насими, отказавшись от услуг шагирдов, уединился в своей келье. Сюда, в отведенную ему келью, перевезли из старой резиденции его книги и рукописи, возле тюфячка на полу, застланном толстым войлоком, стояла, раскрыв крылья, подставка для книг, рядом чернильница, перо, бумага. Обессиленный и опустошенный, сняв хиргу и бросив ее в угол, Насими растянулся на войлоке, чувствуя, как заныли и, похоже, снова кровоточат его раны. Сквозь крошечное отверстие дымохода в крыше виднелся кусок звездного неба. Насими смотрел на звезды, и в подернутом дремой сознании замельтешили образы его странствий: ночи у костров в степи или среди развалин домов, лица, обрывки фраз.
"С надеждой вернулся - лишился надежды..." - прошептал он. Попытался подняться и свалился в изнеможении, снова приподнялся и подполз к бумаге, пододвинул к себе чернильницу, взял камышовое перо.
Я печален несказанно без тебя,
И душа - сплошная рана - без тебя.
Нет сомнений, государыня моя,
Рухнул трон души нежданно без тебя.
Утопил весь мир в слезах, а говорят:
Ветер пронесся ураганный без тебя.
Кто ты, света воплощенье, отчего
Стал темницей мир бездарный без тебя?
Несть спасенья Насими, но исцели,
Был в нем дух, стал бездыханным без тебя.
Закончив газель, он переписал её с аккуратностью и тщательностью, весьма не вяжущимися с кипучей его натурой, затем: позвал шагирда и велел ему передать газель Фатьме. Спустя несколько месяцев Насими прочитает в завещании Фазла слова, касающиеся Фатьмы: "Я хотел облегчить ее состояние", и заново осмыслит многое. Но сейчас слова Фазла о разуме и чувстве никак не вязались с совершенным ликом Фатьмы, который, по глубочайшему его убеждению, был выражением лика Творца, и возмущение против отлучения бередило истомленную разлукой душу.
Шагирд вернулся с сообщением, что, не застав Фатьмы в ее келье, обошел весь караван-сарай и нигде не нашел ее. Никто, в том числе и Юсиф, несущий личную ответственность за Фатьму, не знал, что, расставшись с Насими, Фатьма в сопровождении бакинских мюридов отправилась в Баку и, выезжая из. ущелья, столкнулась на шемахинской, дороге с большим отрядом тимуридов, по спаслась лишь потому, что кони тимуридов, истомленные дальней дорогой, не догнали ее.
Услыхав, что Фатьмы нет нигде в резиденции, Насими почуял неладное и, не усидев в келье, вышел на порог; озираясь, прислонился к косяку двери. С того конца обширного двора доносился голос Фазла.
- Нет, сын мой, Платон тут ни при чем, - говорил он, видимо отвечая на чей-то вопрос. - Платон видит прекрасное вне мира, мы же видим прекрасное в самой действительности. Противники нашего учения в одном случае пытаются извратить его, утверждая, что мы видим божественное во всякой нечисти, в другом же случае связывают с Платоном, дабы отдалить его от реальной жизни и представить отвлеченным и менее действенным. Учение же паше проистекает из трех основополагающих слов, означающих триединый духовный свет: зарр, хурр и фарр. Зарр происходит от имени Зардушта, хурр - о имени ученой, матери Хуррам, дочери всем вам известного Маздака, и фарр - от имени ученого мужа Фарруха. Зарр, хурр, фарр означают свет, исходящий отнюдь не из внемирового пространства, а от реального Солнца. И Зардушт, и Хуррам, и Фаррух верили, что рождение и вознесение духа в человеке происходят под воздействием Солнца. Кто из вас читал мою "Книгу вечности", тот знает, что я трактую малую вечность как жизнь человечества во времени, а великую вечность как жизнь вселенной. Я утверждаю их неразрывное единство и раскрываю его суть.
Эту проповедь Насими слышал впервые семь лет назад в подвальной библиотеке бакинской резиденции и там же впервые повстречался со своей совершеиноликой и раисом Юсифом. Когда Фазл после проповеди поднялся к себе наверх, все разошлись и Юсиф предложил Насими покинуть библиотеку, тот ответил: "Я не выйду отсюда, пока не освою "Кингу вечности". Н устроился с книгой в укромном уголке библиотеки.
Пройдя курс обучения и сподобившись хирги и символического меча мюрида, Насими вновь и вновь перечитывал "Джавидннамэ", в котором, по его признанию, ему открылось "такое море, каждая капля которого полна тайн целого моря".
Проводя в библиотеке дни и ночи, Насими выучил наизусть "Книгу вечности", за это-то время и изменился неузнаваемо цвет его лица, став янтарным. Но слова и интонации первой проповеди Фазла навсегда впечатались ему в память.
- .... Власть над миром дается путем познания мира, но-зпаиие же мира начинается с познания материи. Человек, как наивысшее проявление материи, создан совершенным существом. Подобно тому, как неразрывны человек и вселенная, так неразрывны материя и дух, который сам является бесконечной материей. Только невежды могут разъединить эти понятия. И поэтому утверждения о светопреставлении, Судном дне и воскрешении мертвых - вьмысел. И рай, и ад в этом мире... - голос Фазла доносился будто из глубины далеких лет.
Чей-то иронический вопрос вернул - Насими в настоящее.
- Рай - в этом мире?
Все обернулись и посмотрели на того, кто задал вопрос. Здесь не принято было перебивать проповедника. Но глава купцов гаджи Нейматуллах, сидя с чашей вина в руке, вновь спросил:
- Прости меня, о шейх, что я усомнился, в твоих словах. Может, я не так расслышал... Или ты действительно сказал, что рай находится в этом мире?
- Да, гаджи, - ответил Фазл, - рай находился в этом мире.
- Но где же именно? - спросил глава купцов. - Я всю свою жизнь творил добрые дела, о шейх. Кормил голодных и пригревал обиженных. Коль скоро рай находится в этом мире,
77
прошу тебя, укажи, где именно", я отправлюсь туда и займу свое законное место.
Пораженные неверием и иронией купца, все застыли на своих местах.
Фазл улыбнулся доброй, слегка насмешливой улыбкой.
- Не надо ходить далеко, гаджи, - сказал он. -Посмотри под ноги.
Гаджи посмотрел себе под ноги.
- Но тут нет ничего, - сказал он со смехом. Фазл тоже засмеялся.
- Как же я могу указать рай человеку, который не видит земли под ногами?
- Что, получил?! Усомнился в словах шейха Великой среды! Пусть будет тебе уроком! - загалдели, смеясь, купцы, и громче всех смеялся гаджи Нейматуллах.