— Я уже измаялся тут со скуки, — продолжал мужчина, отправив в рот последний кусок пиццы, — какому умнику пришло в голову провести ритуал, а расхлёбывать последствия отката оставить, можно сказать, ребёнка. Итак, куда подевался твой папа?
Немного растерявшаяся от неожиданного напора Рина наблюдала, как незнакомый парень (а на вид ему можно было дать лет двадцать семь — двадцать восемь) сунул ноги в сапоги и стянул с кресла сюртук.
— Насколько я понимаю, вы и есть героическая душа, откликнувшаяся на мой зов?
— Твой? — замер с шейным платком в руках незнакомец, — я не ослышался? Ты сказала: «Мой»?
— Да, — подтвердила Рина, — никого другого здесь нет и не было. Вас призвала я.
— Катастрофа! — шелковый платок был скомкан и полетел куда-то в сторону, — жуть! Ужас! Меня призвала гимназистка. Слушай, подруга, давай ты отправишь меня назад, а себе подберёшь кого-то более подходящего тебе по возрасту: какую-нибудь Снегурочку или там Золушку-Белоснежку.
На Арину с недобрым прищуром смотрели самые голубые глаза, какие встречались ей за её двадцать один год жизни. К глазам прилагалось смуглое аристократическое лицо, словно сошедшее с картины из Третьяковской галереи. Высокий и крепкий брюнет, волосы вьются непослушными прядями.
— Не получится, — Рина уже полностью пришла в себя, — мы с вами теперь связаны на всю жизнь. Я — ваш мастер, а вы — слуга, героическая душа. Вы ведь заключали контракт?
Мужчина мрачно кивнул.
— Давайте хотя бы познакомимся для начала. Я — Арина Вячеславовна Воронцова, Чародейка Поволжья. И так, к сведению, я — вовсе не гимназистка, а взрослая самостоятельная женщина. Мне скоро двадцать два года стукнет.
Собеседник только скептически хмыкнул в ответ. Затем застегнул сюртук и безуспешно попытался придать своим волосам цивильный вид.
— Граф Фёдор Иванович Толстой по прозвищу Американец, можно — Алеут. К вашим услугам, — мужчина поклонился с издевательской церемонностью, — господи! — пылко воскликнул он, и его сдержанный аристократизм испарился без следа, — чем заслужил я такое наказание! Почему в роду Воронцовых не нашлось ни одного мужика? Почему мне досталась девица отроческих годов, которая изо всех сил пытается доказать, будто она взрослая самостоятельная женщина? А я так надеялся стать слугой чародея моих лет. Ух, с ним бы мы повеселились: вино, карты, жен…, — он осёкся под строгим взглядом зелёных глаз, — получается, про духовную близость, соответствие, внутреннее сродство — всё сказки? Какое у меня может быть соответствие или духовное сродство юным созданием женского пола? Кроме цвета волос — никакого! Эх, Прасковья, Прасковья, подвела ты меня под монастырь.
— Однако ж, как я вижу, вы, граф, вполне освоились, — чародейке надоели сетования. Она забрала свой телефон и кивнула на пустую коробку из-под пиццы.
— Пришлось, — Фёдор уселся на диван, — ещё кошака твоего покормил. Нет, цивилизация в твоём времени на высоте, спора нет. Нашёл пакет корма, насыпал, даже руки не запачкались. У нас обычно котам хлеб в молоко крошили. Что по поводу освоился, — он задумчиво повертел в руке крышку от коробки, где лежала пицца, — я уж не знаю, каким макаром, только мне много чего о вашей жизни известно. Должно быть, во время вызова часть твоих знаний мне передалась. Не взыщи вот, пиццу заказал за твой счёт. В холодильнике ничего порождающего желание съесть не нашлось. Мороженая мелкая рыбёшка, как я понимаю, предназначается коту.
Арина осознала происходящее. В её доме обосновался парень из девятнадцатого века, но после Марфы Посадницы она ничему уже не удивлялась. Вместе с этим накатило чувство утраты. Хоть бабуля и наказала не горевать о ней, слёзы, не спрашивая ничьего разрешения навернулись на глаза.
— Ты колдовать-то умеешь? — в голосе Фёдора слышалось откровенное сомнение.
— Пока нет, — Арина вытерла слёзы, ей почему-то было неприятно признаваться в своей некомпетентности, — но я обязательно научусь. В моём распоряжении бабушкина Волшебная книга, то есть теперь это — моя Волшебная книга.
— Ага, ага, — скривился Фёдор, — научишься, и лет через сто я смогу гордиться своим мастером.
Это замечание было последней каплей.
— Если вы полагаете, будто я в восторге от своей героической души, то глубоко заблуждаетесь, — вспылила чародейка, — даже не знаю, какая от вас может быть польза: дуэли в наше время запрещены, в кругосветное путешествие я пока не собираюсь, в карты играть ни во что, кроме «Дурака» не умею. Вина почти не пью, а мне откликнулся: