— Ты уверен, что хочешь сделать это, Алекс? Мы еще можем передумать, — говорит офицер на пассажирском сиденье. Я почти уверена, что слышала, как другой назвал его Буллом. Полагаю, это прозвище. (Примеч.: Bull — бык). Оно ему совсем не подходит. Я обдумываю его вопрос, гадая, о чем он говорит. Он нервничает, и это не помогает моему растущему беспокойству.
— Все уже спланировано. Теперь отступать некуда. Мы делали и хуже за меньшие деньги, — отвечает Алекс, слегка пожимая плечами. Это он дерзил Смиту. Я уже знаю, что очень скоро он об этом пожалеет. В отличие от своего напарника, он совсем не нервничает. Он смотрит в зеркало заднего вида и встречается со мной взглядом.
— Она горячая штучка и все такое, но я не понимаю, почему судья и Гарри так жаждут ее. — Я еще сильнее вжимаюсь в свое сиденье. Они плохие копы. Из тех, кто делает хорошим дурную славу. Мне становится нехорошо. Ужас сжимает сердце. Перед глазами появляется лицо Смита. Я так сильно хочу его прямо сейчас — моего страшного, нежного великана.
— Да, но мы же идем против судьи, чувак. — Булл качает головой. — У нее, должно быть, замечательная киска, если Гарри готов заплатить нам по пятьдесят штук каждому. Я все еще с ужасом представляю, как нам обставить всё, чтобы это выглядело законно. — Он проводит рукой по лицу.
— Пятьдесят штук, и ты можешь обставить всё как надо, поверь мне, — смеется Алекс. — Хотя я тоже начинаю думать о ее киске. — Он смотрит в зеркало, и на этот раз, облизывает губы. Сердце в груди начинает колотиться.
— Куда мы едем? — Я не обращаю внимания на их грубые слова, зная, что даже если скажу что-то об этом, они либо начнут еще больше говорить, либо проигнорируют меня. Я знаю их типаж. Черт возьми, я хожу в среднюю школу с такими, как они. Они хулиганы. Им нравится делать людей несчастными. Совсем как моему дяде. Уверена, именно к нему мы и направляемся. Кто еще заплатит за меня столько денег? Единственный другой человек, который мог бы это сделать, — Смит, но ему не нужно платить за то, что и так принадлежит ему. Смит их убьет. Я в этом даже не сомневаюсь. Он вышел из себя из-за парня, который дал мне свой номер, а потом хотел подраться с этими копами, когда они сказали, что хотят задать мне несколько вопросов. Что бы ни случилось после этого момента, кровь будет пролита. Я не хотела этого ни для кого. Больше всего на свете я не хочу, чтобы Смит из-за меня оказался в тюрьме.
— На твоем месте, я бы держал свой хорошенький ротик закрытым. Ты во вкусе Булла. — Алекс подмигивает мне. Я отвожу взгляд от зеркала заднего вида. Не хочу, чтобы они видели страх в моих глазах, не только за мое благополучие, но и за их.
— Что, черт возьми, это значит? — Булл бьет Алекса по руке. — Не делай вид, что тебе тоже не нравятся молоденькие. — Они оба начинают смеяться. Я хочу задать еще один вопрос, но держу рот на замке.
— Она действительно чертовски хорошо пахнет. Клянусь, я чую ее невинность, но она ни в коем случае не невинна, учитывая то, как вел себя с ней судья. Бьюсь об заклад, он уже оприходовал ее.
— В том-то и кайф молоденькой киски. Хорошо и туго все время. — Они оба начинают смеяться. У меня бегут мурашки по коже. Это совсем не похоже на то, когда Смит говорит со мной пошло и грубо. Мне это противно, и они знают об этом. Думаю, на самом деле, они наслаждаются тем, что с каждым мгновением заставляют меня бояться все сильнее.
Когда мы подъезжаем к складу, я начинаю дрожать, зная, кто будет внутри. Я была так близка к тому, чтобы получить все, но он собирается забрать это у меня. Не понимаю, почему он так на мне зациклился. Я должна прекратить попытки понять. Он сумасшедший, и это все, что нужно о нем знать.
Оба копа выходят из машины. Булл открывает мою дверь, тянется ко мне и с силой вытаскивает наружу. Я падаю на него. Пытаюсь вырваться, но он не позволяет мне этого сделать.
— Не надо, — говорит ему Алекс, заставая меня врасплох. Я смотрю в темные глаза Булла и вижу в них похоть. — Он сказал не трогать ее. Кроме того, тебе уже нужно надрать задницу, чтобы все выглядело так, будто на нас напали. Не давай им повода, чтобы все стало хуже. — Стояк Булла прижимается ко мне, и меня начинает тошнить. Мне приходится бороться, чтобы не закашляться, зная, что это разозлит его. Он еще на мгновение удерживает мой взгляд.
— Она почти стоит того. Мне кажется, я начинаю видеть ее привлекательность. — Он ухмыляется, прежде чем отпустить меня. — Иди. — Он указывает на большую металлическую дверь. Я оглядываюсь, зная, что другого выхода нет. Если попытаюсь бежать, они легко поймают меня, и никто не услышит, как я кричу.
Я делаю то, что мне говорят. Подойдя к двери, распахиваю ее. Она тяжелая и издает такой громкий скрип. Я оглядываюсь на двух полицейских, которые стоят позади, но они не идут за мной.
— Заходи, — говорит мне Алекс. Я не знаю, что страшнее: оставаться здесь и умолять их не заставлять меня идти внутрь, или действительно войти туда. По крайней мере, с дядей я знаю, что будет дальше. Я уже отбивалась от него раньше. Хотя, не думаю, что тогда он ожидал этого от меня. Теперь он знает. Он будет лучше подготовлен.
Захожу внутрь, и меня окутывает запах плесени и ржавого металла. Дверь за мной захлопывается. Мне не нужно далеко заходить, прежде чем я вижу своего дядю. Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, на его губах появляется ухмылка. Саша стоит рядом с ним, как всегда ухоженная. Ее дорогие туфли выглядят так неуместно на грязном полу старого склада. Она смотрит на меня убийственным взглядом. Она держит Гарри за руку.
— Гарри. Пожалуйста. Не делай этого. Я люблю тебя, — умоляет она, притягивая его к себе. Он не обращает на нее внимания. Я даже не уверена, что он замечает, как она цепляется за него.
— Прекрати, — говорит он ей, но его взгляд остается прикованным ко мне. — Он забрал ее у меня много лет назад. Может, это и не она, но, по-моему, она еще красивее, — говорит Гарри с благоговейным трепетом, окидывая меня взглядом.
— Она мертва! — орет Саша Генри. Я впервые слышу, чтобы она разговаривала с ним каким-то иным тоном, кроме ласкового или деловитого. Он резко отворачивается от меня, чтобы посмотреть на нее сверху вниз, так же удивленный, как и я. Может быть, он не знал, что в ней это есть. А я знала. Она часто со мной так говорила. — Она была глупой девчонкой, которая делала глупые вещи и из-за этого умерла!
Понятия не имею, о ком они говорят, но лицо Гарри становится сердитым, а затем он наотмашь бьет ее. Шлепок такой сильный и громкий, что я вздрагиваю. Она спотыкается, падает на грязный пол и хватается за щеку, слезы текут по ее лицу, портя идеальный макияж. Мне почти жаль ее. Почти. Если кто и знает, что за человек Генри, так это она. Она такая же сумасшедшая, как и он, потому что хочет быть с ним.