Дэн на мгновение замер и исподтишка бросил взгляд на дрон, который безустанно наблюдал за их беседой. Парень посмотрел перед собой изучая щербинки на гладкой поверхности алюминиевого стола. Профессор терпеливо ожидал окончания внутренней борьбы своего палача.
– Да, – наконец-то, неуверенно произнёс Дэн, – в законах есть глупости и даже откровенный бред.
– Например? – Роберт был доволен.
– Ну вот, наше с вами общение, зачем оно? Зачем перед смертью, вы общаетесь со мной? Я вам никто, вы мне никто, почему-бы не поговорить с кем-то из семьи или священником, в конце концов? Зачем этот театр абсурда? За нами сейчас наблюдают тысячи людей. А это зачем? Чтобы что? Это напоминает средневековую казнь на лобном месте, только в отличие от того времени, лицо палача, моё лицо, всем известно. Почему по решению людей, я должен брать грех на душу и как-то дальше с этим жить? Как так получается, что, убивая убийцу, общество порождает ещё одного убийцу. Это какая-то социальная гидра! И самое странное, что все в курсе, но всех всё устраивает.
Дэн замолчал, понимая, что его занесло. Он часто дышал и чувствовал, что завёлся и уже не в силах остановиться.
– Как же так? – спросил Роберт, – это демократия, власть народа, власть большинства в своём абсолюте. Разве не к этому мы стремились?
– Мы да, я нет, – произнёс Дэн.
– Объясни.
– Я много думал об этом. В масштабе, в отдалении это всё кажется правильным и нужным, но как часто бывает, при более близком рассмотрении все эти идеи превращаются в трагедию. Вроде как, для общества, демократия – это здорово и звучит красиво. Но, вот демократия сказала, что я должен стать убийцей и это моя личная трагедия. Должно ли это волновать общество? Вроде нет. Но если таких трагедий сто, тысяча, миллион? Что должно произойти, чтобы демократичное общество обратило на это внимание? Большое состоит из малого, но в нашем социуме малое неважно, важно лишь большее. Недавно народный суд выносил приговор педофилу, по всем законам его нужно было казнить, но этого не произошло. Знаете почему?
– Нет.
– В последние десять лет рождаемость сильно упала, благодаря повышению качества жизни людей. Приговор выносили люди, большинство из которых не являются родителями и не имеют младших братьев и сестёр. Понимаете? Просто это всё очень далеко от них, им это не важно. Их больше волнуют эконмические преступления, политические, убийства. Большинство решило так, как решило, а меньшинство просто пожало плечами. Это справедливо?
– А с чего ты решил, что демократия имеет какое-то отношение к справедливости? С чего ты вообще взял, что эта самая справедливость возможна?
– Потому что, если есть несправедливость, то должен быть и противоположный полюс.
– Замечательно, только при чём тут политический строй?
– Да плевать на строй! – Дэн уже не сдерживался, – я говорю про жизнь, понимаете?!
– Господи, Дэн, давай еще обсудим капитализм и все его недостатки, – Роберт словно специально выводил парня на агрессию, – вот твоя жизнь, такая каким её создало общество.
– Меня никто не спрашивал!
– Почему ты считаешь, что твоё мнение кого-то интересует? – профессор сидел недвижимо, как статуя, – Дэну не нравится система, давайте всё переделаем!
Роберт посмотрел в объектив камеры дрона.
– Слышите? Человеку не нравится система! Нужно срочно всё отменить!
– Прекратите, – еле слышно сказал Дэн.
– Всё народ, отменяем голосования, отменяем народный суд! Долой!
Дэн, не выдержав, вскочил с места и сильным ударом по лицу, усадил профессора обратно на стул. Роберт схватился за челюсть и испуганно посмотрел на нависающего над ним Дэна. Тот стоял, сжимая кулаки, в глазах тлели угольки неконтролируемой ярости.
– Что-то еще скажете, профессор Каминский? – Роберт не узнал голос парня, он словно стал кем-то другим.
– Нет, пожалуй, – челюсть неприятно хрустнула, дёрнув ниточку нерва и разряд ударил в голову.
– Тогда, мне кажется, наш разговор подошёл к концу, – Дэн посмотрел в сторону и замер, его лицо изменилось, словно он увидел кого-то в дальнем углу комнаты, – пришло время отправить вас на тот свет.
– Хорошо, как скажешь, – выдохнул Роберт, бросив взгляд в угол комнаты и не обнаружив там никого, – но я бы хотел, чтобы ты убил меня…
– Я бы хотел это, я бы хотел то! – рявкнул Дэн, – слишком много чести, вам не кажется?!
– Да что с тобой?
– Я оказался здесь, потому что вы так захотели, вы захотели умереть от моей руки! Меня никто не спрашивал! Никто, никогда меня не спрашивает! Мне надоело! Надоело!
Роберт встал со стула и отшатнулся от Дэна. Тем временем, дрон подлетел ближе, чтобы взять более выгодный ракурс. Дэн, при всём своём безобидном виде, сейчас казался страшным, обезумевшим.