Сегодня, несмотря на то, что актер сохранил свое место на киноолимпе, в нем трудно было узнать прежнего юношу. Его лицо изъели морщины и болезненная краснота, которая покрывает лица алкоголиков, сам он осунулся, полысел, посерел, а в больших голубых глазах теперь читалась какая-то безысходность и тоска.
– Антон Викторович, – вежливо начал Владимиров, – вы сообщили мне в телефонном разговоре, что можете дать существенные пояснения по поводу смерти Савицкой?
– Да, я уже сказал, – отозвался Селезянский, – я ведь трижды в кино играл роль ее мужа, мне ли не знать обо всех ее жизненных обстоятельствах.
– Тем не менее, – продолжил майор, – обвинения в убийстве – это очень серьезные обвинения. На каких основаниях вы можете заявлять такое?
– На основании ее близкого друга, – вдруг неожиданно агрессивно прорычал Селезянский. Он тут же он взял себя в руки.
– Смерть Майи меня тревожит. Я ведь старше ее на 8 лет. А тут все мгновенно так. Страшно. Я все это время после похорон перебираю в голове факты, тасую, как говорится, колоду, так вот я пришел к выводу о том, что муж ее и убил.
– Почему? – спросил Владимиров, решив, что Селезянскому нужно бросать краткие реплики.
– Он ей изменял налево и направо. А это была святая женщина, – с пафосом продолжил его собеседник. – К тому же работала за двоих. Он-то добытчик был никакой. А она где только ни снималась, где только ни играла и ни выступала. Вкалывала будь здоров, а он все на ее шее сидел.
– Это повод?
– Еще какой повод. Вы что сами не мужик, не понимаете.
– А способ убийства?
– Подсыпал ей что-нибудь. Возможность-то у него была. Лекарств сейчас полно. Он давал, она принимала, так вот и погибла.
Владимиров задумался, но все же осторожно задал свой вопрос.
– Антон Викторович, а вы были привязаны к Савицкой?
Его собеседник понял суть вопроса, но быстро пропустив очередную рюмку, ответил на него спокойно:
– Это была божественная женщина, я ее боготворил. Но никаких отношений. Мы только в кино были мужем и женой. А в жизни… В жизни всегда все по-другому. Но я дарю вам версию. Пользуйтесь. Разберитесь с этим Боречкой. Вытрясите из этого подлеца всю пыль, которая там накопилась.
– Понятно, – кратко отозвался Владимиров, – спасибо вам за беседу.
В течение следующей недели майор провел около десяти встреч с коллегами покойной актрисы. Все эти люди несколько удивляли его и укладывались в то впечатление, которое произвела на него беседы с Цветковой и Селезнянским. Одни рассказывали ему о необычайной любви Савицкой и ее мужа, другие делились семейными тайнами относительно романтических увлечений Бориса Любимцева, третьи, отказываясь пересказывать досужие сплетни, все-таки намекали на то, что Савицкая, несмотря на профессиональную востребованность, была человеком несчастным, поэтому могла уйти из жизни добровольно, четвертые предлагали вообще какие-то невероятные версии. Владимиров понял, что смерть актрисы волнует ее коллег, однако простое объяснение, предложенное греческим врачом их не устраивает то ли из-за его банальности, то ли из-за характерного для этой среды стремления к созданию особой ауры вокруг темы ухода в мир иной великих людей.
Однако сколько-нибудь существенных мотивов для насильственной смерти актрисы или мотивов ее суицида майор не обнаружил. Вся информация, полученная им, сводилась к тому, что Савицкая была востребованной актрисой, которая могла еще претендовать на 10-20 лет плодотворной творческой работы. Она была привязана к своему мужу, хотя и знала об его изменах, но находила в себе силы прощать минутные слабости супруга.
– Понимаете, это была ее жертва, – объяснила поведение Савицкой ее пожилая коллега по театру. – Маечка – мудрая жена, она знала, что мужу-актеру нужно дать что-то, чтобы он простил ее за успех, вот она и позволяла ему крутить романы на стороне. Это был их баланс, чаша равновесия – ей слава, ему – амурные интрижки. А так они сохраняли верность друг другу. Я не знаю более преданных людей.