— Неужели ты сам не мог?
— Положено рукой редактора. По закону.
Я открыл авторучку и переправил Уткина на Петрова. Не на Сидорова, а именно на Петрова. Чтобы все-таки было по-нашему. Мне даже стало весело. Я пожалел Коровина. Таскает человек этакую тяжесть. Уходя, я посоветовал:
— Ты бы кожаную папку купил вместо портфеля. А можно и клеенчатую. Три рубля с копейкой — красная цена. Зато одно удовольствие: под мышку, и пошел.
— Понимаешь, много литературы, — сказал Коровин. — Папка не та тара.
Я еще прибивал газету, а страсти уже пылали. Особенный успех имел фельетон. Гусакова узнали сразу. Вполне справедливо разделил с ним успех Вася Сусекин. Его снимок вызвал взрывы смеха. Вася — любимец института и вдруг на таком видном месте! Бурлаков приложил к этому особое старание.
Я вовремя слез с табуретки. Прибежал разъяренный Сусекин. Вася глянул на снимок и раскричался:
— Ренегаты! Предатели!
Но я не дрогнул ни единым мускулом.
— Ты ничего не понял. Мы просто принципиальный народ, — разъяснил я Сусекину.
— Кто снимал? Через бедро кину!
— Кинь меня.
Вася сделал вид, что ослышался. Меня-то он не кинул еще ни разу.
— Трусливые душонки! Не дали подпись под снимком! — Вася апеллировал к общественности.
— Вася, подпись есть, — сказали ребята со спортфака и перемигнулись.
— Где?
Ему показали — вот: «Заведующий отделом прогульщиков Василий Сусекин удирает с лекции».
— И вы заодно!
Вася слепо побежал по коридору.
Я вернулся в аудиторию и поискал глазами Кирилла. Мне не терпелось рассказать о событиях этой перемены. Уж очень много смешного случилось за двадцать минут. Кирилл нашел меня сам. Он подошел сбоку, озадаченно потирая лоб.
— Оказывается, мы пригласили Елочку в театр. На сегодня. Она уверяет, но я что-то этого не помню. К тому же у меня нет денег!
— Я одолжу.
— А мы действительно приглашали?
— Было дело.
Попробуй разберись теперь в Елочке.
— Йог, приехал твой батя.
— Ну и что?
— Как что? Ждет внизу. Просил поживее. Спешит вроде.
— Ничего. Подождет.
Я лежал лицом к потолку и курил.
— Но он в самом деле приехал и ждет.
— Ну и что?
— Не веришь?
— Верю. Ты у нас воплощение несгибаемой правды.
— Честное слово!
На этот раз я промолчал. Выпустил очередную струю «Любительских» и не сказал ни слова. Только молчанием можно отвадить разыгрывающего. Мы до того дошутились, что уже не верим друг другу. По известным причинам меня разыграть труднее, чем кого-либо из нашей комнаты. Я не поддаюсь искушению. Тем не менее Сусекин пристал ко мне и никак не отвяжется. Но я молчу.
— Могу встать на колени, — застонал Сусекин.
Мне захотелось глянуть на физиономию Сусекина. Я повернулся на бок и увидел трогательное представление. Вася стоял на коленях и, сложив ладони на груди, смотрел на меня умоляюще. На что не пойдет человек, только бы оставить ближнего в дураках! Я поаплодировал.
— Валяй следующий номер.
— Батя приехал, — тупо повторил Вася, поднимаясь на ноги.
В дверь постучали, и вошел отец. Я приподнялся на локтях. Менее всего я ожидал увидеть отца. Должно произойти нечто невероятное, чтобы он вылез из своей лаборатории и отправился в другой город.
— Все такой же соня, — пожурил отец.
— Он чемпион, — буркнул Вася из своего угла.
Отец присел на мою кровать. Мы потерлись щеками.
— Что случилось? — спросил я напрямик.
— Приехал за советом. В общем, это большой и серьезный разговор.
Отец почему-то конфузился. Для меня это новость. Отец рассеянный, отец сосредоточенный — таким я его знаю. Но отец сконфуженный не укладывается в моей голове. Кроме меня и палеонтологии, его ничто не интересует. Даже к смерти матери он, вероятно, отнесся как к сугубо биологическому факту, вполне объясненному наукой. Мне было пять лет, когда умерла мать, но я так предполагаю. Я слишком хорошо знаю отца. Что же касается меня и палеонтологии, так мы не даем повода для волнений. В нас он достаточно уверен. И мне кажется, стыдливый румянец был для него всегда такой же деталью быта, как веник, ведро или кошка. А тем нет места в его серьезном, строго рассчитанном мире. Впрочем, кошку он однажды заметил. Тогда он вернулся домой после крупного научного успеха. Что-то открыл или в этом роде. Он выдвинул рабочее кресло на середину комнаты, сел в него и благодушно улыбнулся. Тут через его поле зрения прошел котенок. Котенок был еще слаб. Он еле передвигал лапками, точно они прилипали к полу. Отцу захотелось позвать котенка, но он не представлял, как это делается. То есть как манят кошек. После некоторых затруднений он сказал: