Елочка не ожидала этого. Она замешкалась. Но я спокоен. Все идет как надо. Я предвидел и признание Кирилла и ее замешательство. Словно сам заранее написал сценарий того, что происходит сейчас.
— Я-то надеялась на ошибку. А ты, оказывается, лгал, — прошептала Елочка и с надеждой взглянула на меня. — Йог, ты не возьмешь назад свое предложение?
— Нет, разумеется. Я тебя люблю.
— Тогда я выхожу за тебя замуж.
Нервы мои действовали без срыва. Они натянулись так, как это нужно для нормального функционирования. В управлении центральной нервной системы кнопки переключались точно, вовремя. Я спокойно ответил:
— Спасибо, Елочка. Я люблю тебя давно.
Кирилл повернулся и пошел вдоль коридора. Он отклонился от моего сценария. Он не психанул. Даже промолчал. Он удержал себя в руках. Это мне не понравилось. Я не мог оставить его так.
— Елочка, сдавай экзамен на здоровье. А я успокою парня. Ни пуха ни пера!
— Иди к черту!
Такова студенческая традиция: посылать к черту. Но, по-моему она послала меня к черту вполне искренне. Впрочем, меня это не беспокоило. Нервы у нее не то, что мои. Ей нелегко далась эта сложная сцена. Кирилл — вот кто беспокоил меня.
Я догнал его у выхода.
— Кирилл, я тоже люблю ее. Я держался твоего совета. Я был активным.
— Ну и правильно. Молодец.
— Не сердишься?
— Нет.
— Идем в ресторан? У меня завалялась пятерочка. Хватим по шашлыку. Зальем рислингом. А?
— Не хочется. Иди один. Я пошатаюсь по улицам. Просто так.
— По-честному, мне тоже не хочется. Походим вместе.
Не мог же я оставить его одного!
Если, сидя на скучном заседании, водить по бумаге пером, возможно, выйдет что-нибудь похожее на наш маршрут.
Говорил в основном я. Кирилл изредка кивал и поддакивал. Ради приличия. Сам он думал о своем. Меня это не устраивало. Я старался расшевелить его. Хотя бы подвернулось что-нибудь такое, из-за чего бы он поскандалил. Я молил об этом.
Он задержался у газетного стенда. Кажется, это были «Известия». Оглядел заголовки. Рассеянно сказал:
— Опять термоядерное оружие. Доиграются до всеобщего конца. Было человечество, и нет человечества.
Я тоже так думал. Но сейчас для меня важнее было не это. Я должен раздергать моего друга Севостьянова. Я упрекнул его:
— Тебя это беспокоит больше всех?
— Какая разница: больше всех, меньше всех. Арифметика здесь ни при чем. Просто некоторые не поймут. Другие не желают понять.
Полквартала он прошел опять молча. Но видно, я зацепил его за живое место. Глаза его замерцали. Он заговорил:
— Когда-то люди выжили только потому, что были вместе. Плечом к плечу. Куда им было в одиночку перед стихией и всяким зверьем! Что стоил, скажем, саблезубый тигр? Мы-то историки и помним это. А многие плохо учили в школе да вдобавок забыли и то, что знали. И зря. Теперь развелось зверье похлестче тигра. Теперь уж, если гибель, так всем. Порой хочется пойти по земному шару и дать персонально каждому человеку урок на тему «Возникновение человеческого общества». Хотя бы в объеме восьмого класса.
— Глупо.
— Знаю, глупо. Но я бы пошел. Уговорил бы сотню-другую, и то польза. А так сидеть и ждать, когда это случится?
— И что кипятишься? Для этого есть государственные деятели и специальные органы. Они делают все нужное.
— Деятели само собой. А мы, остальные, тоже обязаны шевелить мозгами. У нас миллионы голов. Без нас деятели ничего не сделают.
— Куда им без тебя! Они пропадут, бедняги.
Превосходно! Он сорвался с предохранителя. Незаметно я повел его на главную улицу. Там атмосфера более нервная — шум людской, визги автомобильного тормоза и прочие раздражители. Вдобавок по пути мы столкнулись с Гусаковым. Лучшего я не мог желать.
Гусаков и Кирилл невольно остановились. Я отошел немного в сторону.
— Добрый день, — сказал Кирилл, будто между ними были самые лучезарные отношения. — Тоже гуляете?
— Вы наглец! Вы еще смеете! Вы...
Гусаков подбирал слово покрепче. Но рафинированному интеллигенту такое слово обычно дается с трудом.
По лицу Кирилла пробежала тень сожаления.
— До вас так и не дошло, Николай Николаевич. К прискорбию, вы закостенели! — сказал он возмущенно.
— Угрожать? Вы за это ответите!
Гусаков погрозил пальцем, и они разошлись. Для меня всего этого достаточно. Нет нужды вести его на главную улицу. Теперь я спокоен. Могу оставить Кирилла и заняться своим делом.
— Зайду к Елочке, — сообщил я Кириллу. — Узнаю то да се. Что получила на экзамене и прочее. Ты уж извини. Обязывает положение. Все-таки я жених.
— Завидую тебе: увидишь Елочку, — сказал Кирилл простосердечно.
Его простосердечие когда-нибудь выйдет мне боком. Когда-нибудь я выкину глупость. Возможно, я бы выкинул ее сию минуту. Да вдруг отчетливо понял, что Кирилл для меня — это два человека. Один — мой самый близкий друг. Второй мне чем-то враждебен. Пока он существует на белом свете, мне не будет житья. И все эти простосердечные штучки стряпает он, второй. Стряпает, чтобы сбить меня с толку.
— До завтра, — сказал я. — Возможно, вернусь поздновато.
— Счастливо.
Кирилл улыбнулся неловко и грустно.