— Простите, доктор Таун, — произнесла Элизабет, откашлявшись и шмыгнув носом. — Я уже успокоилась.
Сэм снова повернулся к ней. Она смотрела на него и улыбалась несмелой улыбкой, словно извиняясь за свою слабость.
— Кстати, мы не говорили об этом Джоанне. Разумеется, она знает, что у нее могла быть сестра — но мы не говорили ей в... — Элизабет сделала рукой неопределенный жест, — в этом контексте. Я думала, так будет лучше.
— Мне кажется, вы поступили правильно, — сказал Сэм со всей уверенностью, на которую был способен. — Вряд ли это могло бы нам чем-то помочь.
Дверь открылась, и вошла Джоанна. Она надела рабочий костюм и водолазку, а волосы собрала в хвост на макушке. Она выглядела подавленной и необычно хрупкой.
— Доктор Таун, спасибо, что вы пришли. Прошу вас, скажите мне, что все это было?
Но прежде чем Сэм успел что-то произнести, ее взгляд упал на носовой платок в руках матери.
— Мамочка, ты снова плакала! Пожалуйста, не надо. Со мной все хорошо... Просто это так странно и... Одним словом, это выбило меня из колеи. — Джоанна подбежала к ней и обняла ее. — Не волнуйся — я уверена, что теперь, когда доктор Таун здесь, все разъяснится.
Вернулся Ральф и встал, опершись о косяк, в дверях спальни. Джоанна спросила Сэма:
— Ральф говорит, что вы хотите пожить в нашем доме несколько дней?
— Да.
Она посмотрела на него. Отсутствие косметики, большие недоверчивые глаза и водолазка делали ее больше похожей на необычно серьезную девочку, чем на взрослую женщину.
— Кто она?
Сэм чувствовал на себе пристальный взгляд Ральфа, но не мог отвести глаз от Джоанны.
— Я не могу вам сказать, — произнес он.
— Не можете сказать? Или не станете говорить? Или не знаете?
— Я... не знаю.
Она смотрела на него, словно пробовала угадать, лжет он или говорит правду.
— Почему она написала «ПОМОГИТЕ»?
— И этого я тоже не знаю — пока. Возможно, мне удастся выяснить.
— Мы должны попытаться помочь ей, кем бы она ни была.
— Мы попытаемся.
Никто в комнате не проронил ни слова и не пошевелился, словно все чувствовали, что этот разговор касается только их двоих.
— Вы, наверное, считаете меня ужасной трусихой оттого, что я не отважилась вернуться домой? — спросила Джоанна с неподдельной серьезностью, и видно было, что она ждет его ответа.
— Нет. Мне кажется, вы не должны пока туда возвращаться. Это была бы ошибка.
— Почему?
Он слегка пожал плечами, словно в знак того, что ответ и так очевиден.
— Ральф сказал мне, что вы беременны. Это веская причина быть осторожной.
— Вы думаете, мне что-то угрожает?
— Не знаю. Но порой благоразумнее этого не выяснять.
Она продолжала смотреть на него, немного склонив голову, будто изменение угла зрения могло помочь ей лучше понять, о чем он думает.
— Есть ли что-то, чего я не знаю, доктор Таун? Что-то, о чем вы не хотите мне говорить?
Сэм покачал головой и мягко улыбнулся:
— Нет, даю вам слово, — это была ложь, но, тем не менее, достаточно безобидная. Было в Джоанне какое-то очарование, наивность и свежесть, которые так редко встречаются. — У вас очень живое воображение. Это тоже серьезное основание для того, чтобы держаться подальше от явлений такого рода, — Сэм посмотрел на Ральфа. — Не разрешайте ей пока возвращаться туда.
— Не волнуйтесь, я позабочусь.
Боб нетерпеливо фыркнул:
— Ну, а что до меня, то я не прочь съездить туда и взглянуть.
Сэм сразу — хотя сам не знал, почему — понял, что этого допустить нельзя.
— Прошу простить меня, мистер Кросс, — начал он, стараясь говорить со всем почтением, на какое был способен, — но мне не кажется, что это хорошая мысль.
— Почему? — взгляд Боба недвусмысленно говорил, что Сэму лучше бы привести достаточно серьезные аргументы.
— Не то чтобы что-то конкретное, — сказал Сэм, надеясь, что ему не придется вдаваться в подробности. — Но, что бы здесь ни случилось, это, безусловно, семейное дело. И оно связано с вашей семьей. Мне кажется, сейчас вам лучше быть вместе, поддерживать друг друга, и не подвергать себя лишний, раз воздействию того, чего мы до конца не понимаем.
Его слова Боба не убедили:
— Я хочу сам увидеть это проклятое зеркало — то, с надписью с обратной стороны.
— Увидите. Только дайте мне день или два — пожалуйста.
Боб поморщился, но, с большой неохотой, все-таки согласился:
— Ладно, вы — специалист. Я полагаю, нам лучше слушаться вас.
Сэм испытал огромное облегчение.
— Кстати, — сказал он, поворачиваясь к Джоанне. — Я прочел вашу книгу. Замечательно.
Ее лицо озарилось радостью.
— Вы действительно так считаете?
— Она, несомненно, заслуживает успеха.
— Ваше мнение для меня очень ценно. Не могли бы мы как-нибудь выбрать время и обсудить это подробнее?
— С удовольствием.
На этом, собственно, встреча закончилась. Отец Джоанны, будучи лишен возможности лично осмотреть «место преступления», проявил бешеную энергию. Он велел женщинам быстренько собирать вещи, а сам позвонил в гараж, чтобы ему приготовили его автомобиль. Сэм вежливо попрощался со всеми в коридоре, и Ральф пошел провожать жену, тестя и тещу. Когда он вернулся, Сэм дожидался его.
— Вы здорово справились, — сказал ему Ральф. — Спасибо. Они хорошие люди. Я надеюсь, что эта история не причинит огорчений больше, чем уже есть. — Он вытащил из кармана связку ключей и зажал ее в кулаке. — Не знаю, должен ли я дать вам ключи от своего дома или позвонить в Бельвью, чтобы на вас надели смирительную рубашку. — Он помолчал. — Впрочем, после сегодняшнего вечера, мне кажется, стоит предоставить вам презумпцию невиновности.
Казабон протянул ключи. Сэм взял их.
— Спасибо, — сказал он. — Если соберетесь куда-то поехать, сообщите мне, где можно будет вас найти.
Глава 58
У него ушло несколько часов на то, чтобы описать всю историю. Сэм писал от руки, сидя за рабочим столом Ральфа в его кабинете, где Казабон сочинял свои оперы. Почти все они были не окончены, хотя несколько партитур были проиграны и записаны на компакт-дисках, которые Сэм обнаружил в стойке на стене. Он прослушал парочку и нашел, что они любопытны, но, несомненно, вторичны. И подумал, возможно не слишком вежливо, что это — работа человека достаточно богатого, чтобы потворствовать своим увлечениям, и не достаточно талантливого, чтобы зарабатывать себе этим на жизнь. Впрочем, в своих записках Сэм ничего об этом не написал: он не видел причины оскорблять человека, который скорее всего найдет и будет читать эти бумаги.
Только подумав об этом, Сэм спросил себя — является ли то, что он написал в ожидании смерти, своего рода прощанием? И понял, что да. Хотя он не собирался предполагать, что умрет (он вообще не собирался строить никаких предположений), Сэм не представлял себе, как сможет дальше существовать в этом состоянии неопределенности. Шесть человек из его группы погибли, а Джоанна — его Джоанна — вступила в некое странное преддверие ада на краю изменившегося мира, в котором он теперь оказался.
Сэм не строил догадок о своей дальнейшей судьбе — он просто записал эту историю во всех подробностях, которые смог припомнить, начиная с того момента, когда прочел статью Джоанны, разоблачающую Элли и Мюррея Рэй. Он написал о том, как впервые встретился с Джоанной на телевидении, а потом — на Шестой Авеню, когда ее напугала Элли. Написал о том, как родилась идея эксперимента, и как развивались его отношения с Джоанной. В простой и ясной манере он записывал все, что случилось с того времени до момента, когда почти год назад вселенная разделилась.
Что это значит — вселенная разделилась? Говорю ли я о параллельных мирах? И если да, то что значит это? Это просто идея, способ, один из многих, описать странности природы, с которыми мы сталкиваемся, когда исследуем ее вплотную. Мы знаем, что на самом деле есть только один мир: тот, в котором находимся мы. Но мы знаем еще, что концепции места и времени — всего лишь отвлеченные построения человеческого ума, а не вещи, существующие в мироздании независимо от нас.