Время от времени инструкторы пытались помочь бежать всем сразу. Капитаны жертвовали собой ради восстановления условий, при которых ныне скрывающиеся кораблестроители смогли бы продолжить свою работу. Историки и социологи связывали все эти усилия с условиями острова, не допуская и мысли о возможности каких-либо контактов вне этого замкнутого общества. Почти для всех случаев можно было сравнительно легко найти правдоподобные объяснения. В расчет не принимались никакие принципы этики, т. к. ученые с неподдельным усердием продолжали изучать лишь то, что им казалось истинным. “Можем ли мы делать больше?” - спрашивали они, считая, что альтернативой понятия “больше” могут быть чисто количественные усилия. Или же они спрашивали друг друга:
“Что еще мы можем сделать?” - думая, что это “еще” подразумевает собой нечто иное. Их реальной проблемой было то, что они считали себя способными задавать вопросы, игнорируя тот факт, что постановка вопроса не менее важна, чем ответ на него.
Островитяне, конечно, располагали широкими возможностями для мышления и деятельности и в пределах своих маленьких владений. Разнообразие идей и различия во взглядах создавали впечатление свободомыслия. Мысль поощрялась, естественно, при условии, что она не была абсурдной.
Допускалась свобода высказываний, но от нее было мало толку без совершенствования понимания, к которому не стремились.
В соответствии с изменениями, происходящими в обществе, работа и цели мореплавателей должны были выражаться различными способами. Это сделало понимание их реальности еще более затруднительным для тех, кто пытался следовать им, придерживаясь понятий, принятых на острове.
Из-за всей этой неразберихи иногда даже способность помнить о возможности побега могла стать препятствием. Постоянное осознание такой возможности не было чем-то особым, однако, желающие бежать чаше всего довольствовались какой-либо заменой. Неясная концепция плавания не могла быть полезной без ориентации, но даже тем, кто больше других хотел заняться кораблестроением, было внушено убеждение, что они уже обладают такой ориентацией. Они уже созрели. Они ненавидели всех, кто говорил им о том, что они могут нуждаться в подготовке.
Странные представления о плавании или кораблестроении часто заслоняли собой возможности реального прогресса. Во многом в этом были виноваты пропагандисты псевдоплавания или аллегорических кораблей, заурядные мошенники, предлагавшие уроки тем, кто был еще не в состоянии плавать, или обещавшие проезд на кораблях, которых они не могли построить.
Потребности общества с самого начала вызвали необходимость в некоторых формах подготовки и мышления, развившихся впоследствии в то, что стали именовать наукой. Этот великолепный подход к делу, столь важный там, где он может найти хоть какое-то применение, в конце концов перерос рамки своего реального смысла. После “Приятной” революции т. н. “научный подход” стали раздувать так, что он заменил собой все идеи вообще. В конце концов все, что не вмешалось в его рамки, стали называть “ненаучным” (удобный синоним для слова “плохой”).
Из-за отсутствия должного подхода к вопросу островитяне, подобно людям, предоставленным самим себе в прихожей и нервно перелистывающим журналы, погрузились в поиски различных замен тому, что было первоначальной (и, естественно, конечной) целью переселения общества.
Некоторым более или менее успешно удалось переключить свое внимание на преимущественно эмоциональную деятельность. Существовали различные виды эмоциональных проявлений, но не было соответствующей шкалы для их оценки. Все эмоции считались “глубокими” или “проникновенными”, во всяком случае, более проникновенными, чем отсутствие таковых. Эмоции, приводившие людей к самым крайним физическим или ментальным проявлениям, автоматически нарекались “глубокими”.
Большинство людей ставило перед собой различные цели или позволяло другим делать это за них. Например, они могли следовать различным культам, стремились приобрести деньги или социальное положение. Одни поклонялись определенным вещам и чувствовали себя выше всех остальных, другие, отвергая саму идею поклонения чему бы то ни было, считали, что у них нет идолов, и поэтому позволяли себе насмехаться над остальными.
Шли века, и остров покрывался осколками этих культов. К несчастью, в отличие от обычных осколков они могли сами поддерживать свое существование. Различные люди, руководствующиеся самыми лучшими побуждениями и не только ими, снова и снова комбинировали эти культы и давали им вторую жизнь. Для любителей и интеллектуалов все это представляло собой сокровищницу научного материала (или же материала “посвященных”) и создавало у них утешительное ощущение разнообразия.