— Добыли приборы? — встрепенулся Рамишвили.
— Все в порядке. — Белозеров усмехнулся: «Вот как он понимает: приборы в данную минуту и есть научная организация! Молодец!»
— Вай-вай, моя дорогая, вай-вай, золотая! — Рамишвили прошелся по комнате в горском танце, круто остановился посередине и погрозил в закрытую дверь кулаком: — Мы вам покажем!
Затем взял чайник, ушел за кипятком. От форточки, выбросив сигарету, оторвался Ядрихинский, обратился к Эдику:
— Ну, дак как? Согласен?
— Ладно, пусть будет по-вашему, — сказал Эдик; по тону голоса было слышно, что он недоволен.
— Договорились! — Ядрихинский оживился, надел кепчонку и, попрощавшись, ушел.
— О чем это вы? — поинтересовался Белозеров.
— Обычная история! — раздосадованно проговорил Эдик. — Как только моей бригаде достается помещение для работы получше, чем ему, так сразу: «Давай поменяемся!»
Вернулся Рамишвили, заварил чай, посадил Белозерова за стол. Угощая его и Эдика чаем, он намазывал для Эдика хлеб маслом, подкладывал, приговаривал:
— Кушай, моя радость! Кушай, о бесценный повелитель двух десятков воль! Ибо если ты не будешь кушать, маляры объединят свои мелкие, недостойные воли и сбросят тебя с высоты, на которую ты успел забраться в двадцать лет!
Белозеров, слушал его, посмеивался; он знал, что Рамишвили считал себя обязанным Эдику жизнью. Однажды на танцплощадке какой-то парень посоветовал Рамишвили не подходить к девчонке, с которой он танцевал. Девушка эта Рамишвили не так уж и нравилась, но из принципа он решил не уступать. Кончилось дело дракой. Против Рамишвили было трое, ему крепко намяли бока, могло быть и хуже, если бы не Эдик. Он выбил из рук хулигана нож.
— Хорошо с вами, ребята, — проговорил Белозеров, отодвигая стакан. — Еще бы сидел, да дело не ждет. Эдик, ты в город сегодня не собираешься? Я хотел попросить, чтобы ты сестру пригласил на ТЭЦ: есть кое-что интересное для газеты.
— Ее нет в городе, — сказал Эдик. — Дмитрий Фадеевич взял отпуск, и они уехали на Кавказ.
— Ах так, — как можно безразлично Сказал Белозеров. — Ну что ж, вернется — тогда и напишет.
Глава тридцать первая
Поздно вечером Шанину позвонил на квартиру Тунгусов. Начальник главка упрекнул управляющего за невыполнение восьмимесячного плана («Обещал сделать — обманул? Подраспустил вожжи, братец! Шевели своих шумбуровых, квартал надо сделать кровь из носу!»). В конце разговора будто между прочим обронил:
— К бюро готовишься? Бабанов показал мне справку, серьезный документ. Подумай, с чем явишься, с пустыми руками не приезжай. — И помолчал, давая Шанину время осмыслить предупреждение.
Мгновенно вспыхнувшее беспокойство Шанин скрыл в полушутливом ответе:
— Бог милостив.
— На бога надейся, да и сам не плошай. О бюро знают в Госплане, Минбумпроме и Минмонтаже, хотят присутствовать. А от нечего делать на такие мероприятия не просятся, понял?
«Угрозы сильнее, чем я предполагал, — подумал Шанин. — Видимо, задержка с пуском комбината затрагивает и эти уважаемые ведомства. С них ведь тоже спрашивают в правительстве, и они попытаются отыграться на мне. Как бы не так!
Лежа в постели, Шанин мысленно повторил весь разговор с Тунгусовым, взвешивая и оценивая каждое слово: каким тоном оно было сказано, что за ним кроется, какие выводы следует из этого сделать. Постепенно он сосредоточился на слове «шумбуровы». Лука Кондратьевич произнес его без нажима, оно не имело отличной от других слов эмоциональной окраски, и все-таки Шанин был обеспокоен: почему начальник главка не сказал «осьмирки» или «трескины», а назвал руководителей «шумбуровыми»? Не значит ли это, что у Тунгусова сложилось скверное мнение обо всех кадрах, которых он, Шанин, выдвинул к руководству в Бумстрое? Или, может быть, тунгусовокое определение взято из справки Бабанова? Если так — еще хуже: на бюро обкома ему, Шанину, могут предъявить обвинение в неправильном подборе кадров. Придется доказывать, что Бабанов ошибается, но удастся ли это доказать? На стройке немало инициативных, преданных делу инженеров, они работают главными инженерами участков, прорабами, мастерами. Если понадобится, он, Шанин, назовет десятки фамилий. Есть они и на первых ролях: тот же Осьмирко, Белозеров, — Белозерова надо назвать первым, этот парень сумел доказать свое. На ТЭЦ-два начались пуско-наладочные работы, скоро она даст энергию...
Время было спать, Шанин приказал себе отключиться от забот, но снова подумал о Белозерове. Да, этот парень доказал свое, он достроил ТЭЦ за три месяца, во что он, Шанин, не верил, во что невозможно было поверить, настолько невыполнимой представлялась задача. Если бы Шанин знал наверняка, что ТЭЦ-два будет пущена так скоро, многие вопросы он решал бы иначе. Прежде всего, он намного энергичнее добивался бы пополнения монтажных участков.