Белозеров покивал, показывая, что разделяет и разговорчивое настроение инженера, и его оценку Эдика, хотя не понимал, зачем тот все это говорит. Ему хотелось отойти в сторону и лечь на пол, такая слабость была во всем теле.
Инженер направился к щиту, а Белозеров вспомнил, что в кабинете начальника электростанции — уже переставшем быть кабинетом начальника Спецстроя — на днях поставили диван, и спустился вниз. Дверь была заперта, но у Белозерова был ключ, потому что, приезжая из города, он по-прежнему оставлял плащ в этом кабинете. Он вошел, включил свет, снял пиджак, лег на диван и словно провалился.
Проснулся Белозеров от сильного озноба, посмотрел на часы. Была половина одиннадцатого. Зубы выбивали дробь, и все тело сотрясалось. Он встал и начал делать руками резкие движения, чтобы согреться. Припомнил ночь и усмехнулся: «Вот до чего доработался, на ногах уже не мог стоять!» Озноб все не проходил, и Белозеров спустился в котельный цех в надежде согреться. Но в цехе на полную мощность были включены вентиляторы, и между котлами гулял ветер. Стоявшие на вахте машинисты смотрели на Белозерова с удивлением. Он почувствовал себя лишним и вышел из здания ТЭЦ.
Накрапывал мелкий реденький дождь. Белозеров застегнул до самого верха пуговицы плаща и направился в сторону проходной. «Наверное, в кабинете было очень холодно, так я промерз! — думал он. — Чего доброго, заболел. Хотя теперь, если я заболею, то уже не страшно, ТЭЦ-то работает!.. А может, уехать домой? — спросил он себя и тут же отказался от этого намерения: — Нет, нельзя, скоро митинг».
Белозеров вышел на площадь. Она уже была заполнена народом. Белозеров двинулся в обход: Чернаков предупредил, что его место на трибуне. Белозеров подошел к трибуне, на ней уже находились люди. Он рассмотрел Рудалева, Рашова; крайняя стояла Надя. Она улыбнулась Белозерову. По площади уже перекатывался усиленный микрофонный голос Чернакова, объявляющего митинг открытым.
Белозерова перехватил молодой незнакомый журналист из городской газеты. Насморочно пошмыгивая горбатым носом, он долго и нудно выспрашивал фамилии рабочих и кто на сколько процентов выполнял нормы выработки. На трибуну Белозеров поднялся, когда Замковой заканчивал речь.
— ...И вот этот день нас-ступил, электростанция д-дает ток! Спасибо! Спас-сибо, товарищи строители!
Не в силах удержать переполнявший его восторг, Замковой схватил в объятия стоявшего рядом Чернакова, отпустил, раскинул руки, готовясь обхватить Шанина, но, наткнувшись на его насмешливый взгляд, сделал шаг к Белозерову, обнял его и звонко чмокнул в пуговицу плаща.
Белозеров стоял позади Шанина: через его голову он видел всю площадь. Людей пришло много — не меньше, чем Первого мая или в День строителя, и над толпой краснели лозунги: «Привет строителям ТЭЦ-два!», «Введем комбинат в строй досрочно!» Белозеров подумал: «А срок-то Илья Петрович не указал. Побаивается, видимо, как бы снова не сорвалось!..»
Замкового сменил у микрофона Шанин, а потом выступила Надя. И хотя Надино выступление было главным, ради чего Белозеров пришел на митинг, он его почти не слышал. Тело сотрясалось в ознобе, из груди рвался кашель, и Белозеров изо всех сил сдерживался, чтобы не нарушить тишину трибуны, не привлечь к себе внимания. Потом он понял, что ничего не сможет сделать, отступил на два шага от Шанина и разразился в кашле. Человек, рядом с которым он теперь стоял, обернулся. Это был Рашов.
Он покачал головой и приложил фаланги пальцев к шее Белозерова.
— Я так и подумал, — пробормотал он и добавил громче: — Вам надо немедленно в постель, у вас температура не меньше тридцати восьми...
Договорить ему не дал Чернаков.
— Валерий Изосимович, даю вам слово, — предупредил он, трогая Рашова за рукав. — Прошу приготовиться.
— Никуда не уходите, поедете со мной, — сказал Рашов Белозерову. — Я отвезу вас в город, в больницу.
Он сделал шаг вперед, и его место заняла Надя.
— Ну, как я? — спросила она у Белозерова; ее смуглое лицо горело румянцем.
Белозеров кивнул: все, дескать, нормально, Надя тут же отвернулась к площади и стала смотреть в толпу. Белозеров проследил за ее взглядом и увидел Рамишвили. Он делал Наде знаки руками, видимо, выражал восхищение ее выступлением.
Белозеров еле стоял на ногах, так ему было плохо. Наконец Рашов закончил речь.
— Еще одну минуту, — сказал он Белозерову и подошел к Рудалеву.
Поговорив с ним, он вернулся к Шанину:
— Мы с Ильей Петровичем завезем Белозерова в больницу, а потом уже — на аэродром.