Несколько секунд он продолжал сидеть, в ушах звенела кровь. Потом вскочил и опрометью бросился к двери, оставив на столе бумагу, конверт, авторучку. Дина медленно удалялась от почты. Белозеров пошел за нею; если бы она оглянулась, он не смог бы, наверное, выговорить слова, так был взволнован.
Услышав шаги, Дина обернулась, выражение глаз было жестким; видимо, она подумала, что ее преследуют, но в следующий миг в них отразился испуг, Дина побледнела, с губ слетел легкий вскрик. Она остановилась и смотрела на Белозерова широко раскрытыми глазами.
— Вы... здесь, — слабым голосом сказала она и повторила тверже: — Вы здесь?
— Да, — сказал он и торопливо добавил: — Я здесь в командировке.
Они медленно пошли куда-то к окраине, он не знал — куда, это был Динин путь.
Она молчала, он заговорил снова:
— Вот, брожу по городу и думаю о вас... — Во время свидания на вышке он называл ее то на «вы», то на «ты» и сейчас тоже почему-то не мог обратиться к ней просто, может быть, потому, что она назвала его на «вы». — Зашел на почту — и вдруг вы!
Дина взглянула на него, ему показалось, что она хочет что-то сказать и не решается. Он ждал.
— Я надеялась получить письмо от вас, — проговорила она тихо.
— От меня? — переспросил он. — Но я даже не знал, где вы!
— Это можно было узнать у Эдика... или в редакции... Не понимаю, что со мной происходит... — Дина шла, опустив голову, словно рассматривая носки туфель. — Я вам звонила, когда уезжала на юг... И когда приехала — снова звонила. И все неудачно... Куда вы пропали?
Его переполняло счастье.
— Вы в самом деле приехали сюда не из-за меня? — спросила она. — Вы меня разлюбили?
Белозеров взял ее руку, прижал к щеке, рука была влажная от дождя и прохладная.
— Это как сон, — сказал он. — Я знал, что встречу, и все равно не верю...
Они снова шли молча, переживая то огромное и значительное для них, что еще час назад казалось невозможным, а теперь стало реальностью, волнующей, радостной и тревожной.
— Куда мы идем? — спросил он.
— Я здесь недалеко живу, — ответила Дина. — У родственников.
— Тебе обязательно нужно идти к ним? — Не замечая, он снова назвал ее на «ты». — Сегодня воскресенье, мы могли бы что-нибудь придумать.
— Мне тоже очень хочется побыть с тобой, — она тоже перешла на «ты». — Но не могу, завтра надо сдать статью, а она не готова... Между прочим, пишу о стройке — побывала в Усть-Полье. Ты недоволен шанинской организацией, но посмотрел бы, что там творится... Это мой первый материал на практике, хочется написать получше.
Они встретились на следующий день.
— Я сдала статью об Усть-Полье и получила новое задание: разыскать приехавшего из Сухого Бора передового строителя Белозерова и помочь ему написать статью. Как тебе это нравится? — сказала Дина.
— Это больше, чем я решился бы просить у бога. Я стану верующим, можно?
— В другой раз. С завтрашнего дня я работаю на тебя. Тебя устроит читальный зал Дома политпросвещения? В редакции шумновато.
— Может быть, у меня, в Лявле? — предложил он. — Это рай на земле.
— Нет, Леша. Не сердись, но я не смогу поехать в твой рай. Работать мы будем в городе, — сказала она твердо, глядя ему в глаза. — А в Лявлю, если хочешь, можно поехать побродить у озера.
— Пусть будет так, — согласился он.
...Удивительные это были дни. Белозеров открыл то, что составляло в последние месяцы, как ему казалось, высший смысл его жизни: он узнал, что любим. Женщина, которую он любил, была с ним. Его душа была переполнена этим.
Он удивился, как много ему удается сделать. Он читал лекции в институте и продолжал готовить новые; быстро подвигалась вперед брошюра; организацию работ на строительстве санатория он в считанные дни перевернул.
— Знаешь, мне кажется, что я мог бы за три месяца написать диссертацию о научной организации труда, — сказал Белозеров однажды Дине. — Может быть, я сумел бы написать даже роман. Я не знаю, есть ли у меня талант, но если бы ты была рядом, я бы написал! Вот что такое ты для меня.
Они сидели в кафе на берегу озера, за окном сыпал дождь. Буфетчица поставила на стол кофе и ушла. Кроме них, никого в зале не было.
В глазах Дины была серьезность. Она молчала, и он спросил.
— Ты ничего не скажешь в ответ?
— Я не настолько хорошо знаю тебя, Леша, чтобы соглашаться или возражать. Мне приятно это слышать, но насколько реально твое желание, не берусь судить.
Он и не ждал от нее восторгов. Дина вообще не склонна к высоким излияниям, или, может быть, она все еще прислушивается к нему, хочет понять, что он такое. Они ведь очень мало знают друг о друге, о характерах и склонностях. Лично ему и не нужно ничего знать, он ее любит, и этим сказано все, но это он так считает, а Дина, возможно, думает иначе.