— Голова болит, — ответила Дина.
— Поедим, и ложись отдыхай. — Дмитрий беззвучно выпустил газ из бутылки, разлил шампанское в высокие хрустальные бокалы. — Ну, с приездом тебя, голубушка! Ты приехала, а я тоже скоро уезжаю, и тоже в Североград, на пленум...
Дина кивнула, выпила бокал до дна; заметив удивленный взгляд мужа, сказала:
— Может, пройдет голова...
Она не умела пить, в компании за вечер две-три рюмки по половинке с трудом осилит. С Алексеем за две недели она выпила, пожалуй, больше, чем с Дмитрием за год.
— Ну-ну, попей, попей, — согласился Дмитрий. — И поешь как следует.
Она ела и пила, надеясь, что вино сделает настроение веселым и легким, но чувствовала, что вот-вот заплачет.
— У тебя как дела? — спросила Дина, пересиливая желание встать и уйти, выплакаться. — Кончилась нервотрепка с работой?
— Все в порядке, — не раздумывая ответил Дмитрий, но голос его был не тверд. — Поправили Рашова, отвяжется...
— И слава богу, — сказала Дина, думая о том, что ничего не кончилось. Если Рашов в чем-то убежден, то рано или поздно все равно выведет на свое. Но ей не хотелось утешать мужа.
Утром, по дороге в редакцию, Дина думала о том, что через несколько дней вернется Белозеров и попросит о встрече. Она была уверена в этом, но твердо решила отказать.
Прошла неделя. Белозеров не звонил. Дина заволновалась: может быть, с ним что-то случилось?
Вечером, во время дежурства, она вышла к семичасовому поезду, но Белозеров не приехал. Через два часа Дина встретила второй поезд, его снова не было. Оставался последний, одиннадцатичасовой. Дина заколебалась, идти встречать или нет, она решила позвонить Эдику, возможно, у него удастся что-либо узнать.
— Как дела, братик? Что нового?
— Да ничего, все как обычно, — ответил Эдик.
— Ну-ну, очень рада. Значит, ничего нового?
— Да, все по-прежнему, — подтвердил Эдик и вдруг воскликнул: — Ой, чуть не забыл! Сопромат сдал, можешь поздравить.
Дина поздравила, шутливо спросила:
— Теперь жениться можно, как говорят студенты?
— Повременю пока, — серьезно ответил Эдик.
— Ну, ладно. Я решила позвонить, а сама думаю: не на собрании ли? Не всегда тебя застанешь.
— Мне сейчас не до собраний: семинар по политэкономии на носу.
— Желаю успеха на семинаре, — сказала Дина. — До свидания брат.
— Салют, сестра.
Дина вышла на улицу, падал снег, дорога, тротуар и деревья были белые. Снежинки в свете уличных фонарей опускались плавно и торжественно, и все вокруг казалось торжественным и просветленным этой снежной белизной. Дина медленно шла по тротуару, снежинки цеплялись за ресницы, щекотали нос, пытаясь рассеять ее скверное настроение.
В последнем поезде пассажиров было немного и Дина сразу увидела Белозерова. Отойдя за угол багажного отделения, она пропустила его вперед. Он шел небыстрым широким шагом, глубоко засунув руки в карманы теплой куртки и опустив голову, то ли думая о чем, то ли пряча лицо от снега. Они прошли через виадук, их разделяло полтора десятка метров. Пока дошли до переулка, в котором стоял его дом, расстояние сократилось втрое: Дина незаметно ускорила шаг и почти нагнала Белозерова. На углу — старый одноэтажный деревянный дом. Сейчас он минует его, повернет — и все.
— Леша...
Белозеров остановился, замер — послышалось? — медленно, не веря себе, обернулся.
Он целовал ее в губы, в глаза, в лоб, щеки, потом он нес ее по безлюдным улицам засыпающего города на руках, как тогда, в лесу... Она смеялась и просила опустить ее, тяжело же! Он принес ее в старый парк, к детской площадке; поставив на ноги, перевел дыхание, вытер лицо платком.
— Наверное, мне следует спросить, почему там ты поступила так странно, — сказал он. — Но мне кажется, я понимаю это, и спрошу о другом: как ты живешь?
— Как живу... — повторила она. — Так и живу: работаю, воспитываю сына и не думаю о тебе.
— Приятное занятие, — похвалил он. — Я занимаюсь тем же.
— Поэтому и не позвонил?
— Поэтому.
— И вообще не позвонил бы? — спросила Дина с обидой оттого, что для него это было так легко и просто.
Он почувствовал обиду, привлек Дину к себе.
— Ты не представляешь, чего мне стоило не звонить! Еще день-два, и я бы наверняка не выдержал.
— Видишь, как получается: то от тебя убегаю, то сама разыскиваю...
Белозеров засмеялся тихо и счастливо.
— Сегодня я говорю: о небо, будь благословенно! — В его голосе звучала шутливая торжественность.
Белозеров проводил Дину до дома. Окна были не освещены, он спросил: