Белозеров повернулся в сторону Корчемахи:
— А если я пущу ТЭЦ?
— Вы безумно храбрый человек, — оценил Корчемаха. — Если вы пустите ТЭЦ, я предсказываю вам головокружительную карьеру. Я сам этим займусь, — торжественно объявил он, вытаскивая из песка бутылку пива. — Я сделаю из вас фигуру.
Белозеров подставил стакан.
— Можно полюбопытствовать, как вы это сделаете?
— Болтун! — сказала Корчемахе его жена.
Нина прислушивалась к разговору с напряженным интересом.
— Я буду вас наставлять, как малое дитя, — серьезно ответил Корчемаха. — Наставление первое: никогда не перечьте Шанину и не предлагайте того, что ему не нравится. Что бы ни было у вас на душе, на лице должно быть написано: «Ура Шанину!»
— Корчемаха, я прожила с тобой двадцать лет и не знала, что ты такой мудрый, — съязвила жена. — Теперь я понимаю, как ты из телефониста стал директором. Ты мне противен, карьерист и подхалим Корчемаха!
Корчемаха вытер майкой пот на плечах.
— Ганка, я еще мудрей, чем ты думаешь, — засмеялся он. — Я сделал карьеру не у Шанина, а у Афанасия Ивановича Замкового. Я каждый месяц предлагал ему новшества и не стеснялся возражать. «Мыслящий и принципиальный человек», — говорил обо мне Афанасий Иванович, и он сделал меня сначала мастером, а потом начальником цеха. К Шанину я перешел уже зрелым руководителем, — иронизируя, подчеркнул он. — И до сих пор не знаю, зачем мне понадобилось. Околдовал Шанин, это он тоже умеет, учтите, Алексей Алексеевич...
— Вы себе противоречите, — сказал Белозеров. — По-вашему, Шанин поручил мне пустить ТЭЦ с воспитательной целью. Я терплю фиаско, Шанин доволен, все весело смеются. Так? Но если я фиаско не терплю, значит, Шанин не может быть доволен? Как же вы в таком случае организуете мне карьеру? Через голову Шанина?
На лице Корчемахи появилось недоуменное выражение, он всплеснул руками и воскликнул:
— Ваша правда, Алексей Алексеевич, ваша святая правда! Как же я до этого не додумался! Давно не встречал людей, которые видят, дальше, чем я! Вот голова так голова! Как у Шанина! Значит, полный отбой, никаких пусков в срок, задержать, сорвать! Шанин должен быть доволен!
— Алексей, ТЭЦ не пускать, ясно? — приказала Нина.
— Ни в коем случае, — сказал Белозеров. — Я не дурак!
Лежать было уже невмоготу, по шее, по плечам ползли струйки пота.
— Окунемся? — предложил Белозеров.
Его никто не поддержал, Белозеров пошел к реке один. У воды он постоял, глядя на противоположный берег. Там от ажурного здания речного вокзала спускалась террасами вниз широкая лестница, по ее сторонам зеленели тополя. Вправо на полкилометра раскинулся березовый парк, а за ним тянулись стушеванные сизой дымкой склады речного порта, серели новые жилые пятиэтажные дома. Влево от вокзала продолжал жить старый город — деревянные избы, до окон вросшие в землю, спускались почти к самой воде.
По реке шел, сверкая никелевыми обводами надстроек, белый теплоход, за его кормой оставался сияющий пенный вал. У вокзала теплоход круто сбавил ход и, развернувшись против течения, плавно пристал к синему дебаркадеру. Рейсовый — «Рочегодск — Сухой Бор». Белозеров иногда возвращается домой на этом теплоходе. Времени тратишь больше, зато какая красотища — плыть по Рочегде!
Белозеров вошел в воду, мелкие волны обжигали тело. Он набрал полную грудь воздуха и, бросившись в набегавшую от теплохода волну, поплыл. Течение было сильным, стремительным, оно быстро сносило Белозерова вниз. Выбравшись на берег, он медленно зашагал назад по плотному мокрому песку.
Неподалеку от воды стояло несколько женщин и мужчин. Белозеров узнал в одном из них Рашова. Рашов тоже узнал его, приветливо кивнул, и сразу обернулась стоявшая рядом с ним полная молодая женщина с пышной прической светлых волос. Она внимательно посмотрела на Белозерова, что-то сказала Рашову. Выражение лица у нее было недоуменное, наверное, она спрашивала, кто это. И в этот момент Белозеров разглядел, что стоявшая к нему вполоборота женщина в синем купальном костюме была Волынкина. В груди у него похолодело, и ноги на несколько секунд перестали чувствовать опору. Волынкина тоже лишь сейчас увидела его. Они на мгновение встретились взглядами. Он поклонился ей, она ответила чуть заметным наклоном головы и не сразу, она словно бы насиловала себя, здороваясь; тут же повернулась и пошла к кустам ивняка.
— Дина! Еще будешь купаться? — спросила вдогонку пышноволосая женщина, стоявшая рядом с Рашовым.
— Позже, — прозвучал ответ.
Под левую ступню попал осколок разбитой бутылки, Белозеров охнул, присел. Когда боль утихла, он еще раз окунулся: выйдя на берег, опустился на горячий песок: идти к Нине и Корчемахам не хотелось. «Что произошло? Почему она не признала меня своим знакомым?» — думал Белозеров о Дине. Он предположил, что, может быть, сказал ей что-нибудь обидное, когда она приезжала в Сухой Бор, но ничего не смог вспомнить. «Странно! Очень странно!»