— За мной дело не станет, я пожалуйста. Пусть мне дают на ТЭЦ-один по сорок кубов бетона в сутки.
— Надо дать ему сорок кубометров, — сказал Рашов, обращаясь к Шанину.
Шанин почтительно кивнул.
— Я посмотрю, Валерий Изосимович, что можно сделать.
— Не получится ли так, как с фундаментами рубительных машин? — сыронизировал Бекасов. — Бетона Свичевскому дали по потребности, а фундаменты все равно отстают на два месяца.
Это была история, в которой Рашов вчера разбирался. О Биржестрое он ничего не сказал, но Свичевский все равно подал голос:
— Ошибка проектировщика! Фундамент сделали, а потом пришлось рубить.
На болезненном лице Чернакова появилась насмешливая улыбка.
Шанин ничем не выразил своего отношения к реплике Свичевского. Он понимал, чего хочет Рашов. Но секретарь горкома не сможет сказать Рудалеву ничего более определенного, чем сказал он, Шанин, Рашову, узнав, с какой целью тот проверяет ход строительства и собирает актив треста: «Мы делаем все от нас зависящее, Валерий Изосимович, но точный срок ввода назвать невозможно. Я прилагаю титанические усилия, чтобы ускорить строительство, Однако недопонимание наших задач Минмонтажом, скверная работа проектировщиков и поставщиков сводят мои усилия на нет», — говорил он. И более точного ответа дать никто не сможет — его невозможно дать.
— Поднимите ответственность проектировщиков! — резко сказал Рашов Замковому. — Ошибки в проектах не должны убивать стремление сдать объекты быстрее. А парткому надо записать в своем решении: в месячный срок создать на ТЭЦ-один стабильный фронт для монтажников. Если не выполнят, наказать виновных!
Шанин мысленно усмехнулся. Записать в решение требование Рашова можно, и это будет сделано, Замковой поднимет ответственность проектировщиков — напишет приказ об усилении контроля за качеством чертежей. Он, Шанин, добьется усиления монтажных организаций. И все это — постановление, приказ, настойчивость управляющего — будут направлены на то, чтобы ускорить строительство, на то, чего он, Шанин, добивается ежечасно и ежеминутно, ради чего он работает по шестнадцать часов в сутки. Но строительство как шло, так и идет, и будет идти своим стодневным шагом; не постановления и приказы определяют его темпы.
Искоса Шанин наблюдал за Рашовым. Рашов больше не вмешивался в ход заседания, молчал, по лицу видно — был недоволен. Шанин читал мысли секретаря горкома. Обсуждение идет к концу; все, кто мог внести ясность, мог помочь определить сроки строительства, — все эти люди выступили, но ясности по-прежнему нет. Рашов будет мучиться в поисках, как доложить Рудалеву, но едва ли он что-нибудь придумает...
Шанин верно угадывал настроение Рашова. Секретарь горкома был расстроен: три дня убить на то, чтобы разобраться, и не получить ни малейшей ясности! Может быть, он, Рашов, избрал неправильный путь к истине? Он вновь и вновь анализировал каждый свой шаг, каждое решение. На участок были направлены знающие люди. Написанные ими справки дают представление о том, что сделано и что еще надо сделать на каждом объекте. Рашов пробежал глазами лежавшую перед ним справку с ТЭЦстроя: «При хорошей работе монтажников и комплексном поступлении оборудования можно подготовить электростанцию номер один к пуску за шесть-семь месяцев, однако...» Если бы не эти проклятые «однако», без которых не обходится ни одна справка! После каждого «однако» две-три страницы неурядиц: оборудования нет, монтажников мало, простои, задержки, прогулы... При хорошей работе — шесть-семь месяцев. А при плохой? Раза в полтора-два больше? Это середина следующего года вместо декабря! Степан Петрович Рудалев исходит из обязательства треста, значит, обязательство — не более, как пустая бумажка? Тот инженер, который заявил, что обязательства нереальны, строитель ТЭЦ-два, Белозеров, — вон у окна сгорбился, выходит, он прав? Значит, начальник второстепенного участка сумел увидеть то, чего не увидели управляющий трестом, секретарь парткома, председатель постройкома? Любопытно, что это было — проявление способности правильно оценивать обстановку или же лихой выкрик?
Рашов незаметно рассматривал Белозерова. Лицо довольно-таки топорной работы, но открытое и приятное. Лет тридцать пять, не больше. Надо посмотреть учетную карточку, откуда он, что собой представляет. Выступать он, похоже, не собирается — смотрит в окно, будто его не касается то, о чем говорят. Интересно, а какой срок пуска комбината он считает вероятным?