Рашов сел, перелистал учетную карточку, отложил. Волынкин должен уйти. И все-таки Рашов многое дал бы, чтобы не быть причастным к смещению Дмитрия Фадеевича. О Волынкине хорошего мнения секретарь обкома, но и это не главное. Оно, это смещение, усложнит отношения Валентины и его самого с Диной. Рашов был искренне привязан к подруге жены и, хотя сам годами не заглядывал к Волынкиным, всегда радовался, если Дина забегала навестить Валентину. Дружба жен не привела к дружбе мужей, как это иногда бывает. И причина была не в деловых качествах Волынкина. Сдержанность Рашова объяснялась другим: он не смог принять того, что Волынкин на двадцать лет старше Дины. Конечно, это их личное дело, тем не менее Рашов жалел Дину, считая ее обойденной судьбой. И Дина, и Волынкин догадывались о его отношении. Дина по-дружески прощала, Дмитрий же Фадеевич таил обиду...
На следующий день, ровно в десять утра Волынкин молодцевато спросил от двери:
— Разрешите, Валерий Изосимович? — Он прошел к столу, держась с достоинством, первым протянул руку, улыбнулся: — Как говорят в армии, по вашему приказанию прибыл.
Рашов показал на мягкое кресло, глядя в глаза Волынкину, сказал:
— Буду говорить с вами прямо, Дмитрий Фадеевич, как с коммунистом. Горком считает, что вам пора передать руководство профсоюзом стройки в другие руки.
Волынкин побледнел, внезапно охрипнув, возразил:
— Горком? Я тоже, понимаешь ли это, член горкома и не помню, чтобы этот вопрос обсуждался.
— Секретариат горкома, — поправился Рашов. — Постараемся вас не обидеть. Подберем другую работу, без потери в зарплате, будем ходатайствовать о персональной пенсии.
— Значит, не обидите. — Левое веко Волынкина билось в частом тике. — Спасибо. Чем я должен ответить на вашу заботу?
Рашов покачал головой, выражая неодобрение тону, настроению Волынкина.
— Я думаю, вы должны подать заявление с просьбой освободить вас от обязанностей предпостройкома.
— Не подам, товарищ Рашов, — сказал Волынкин. Голос его прерывался. — Я дисциплинированный коммунист, но сам на себя, понимаешь ли это, рук накладывать не буду! Чем вызвано освобождение, можете сказать?
— Секрета тут нет, Дмитрий Фадеевич. По нашему убеждению, пришло время, когда профсоюз на Бумстрое должен возглавить специалист, инженер.
— Вы акцентрируете внимание на моем образовании, а образование — это еще не все! — бросил Волынкин.
Можно было считать разговор законченным; если с человеком, желая ему добра, говорят по-хорошему, а он упирается, пусть это будет на его совести. Рашов помолчал, потом остро взглянул в лицо Волынкину.
— В русском языке нет слова акцентрировать, Дмитрий Фадеевич. Правильно: акцентировать.
Волынкин растерянно поморгал, потом отрезал:
— Я институтов не кончал! Когда другие учились, я работал.
— А многие и работали, и учились, Дмитрий Фадеевич. — Рашов раскрыл учетную карточку. — Вот ваши последние двадцать пять лет: председатель горкома профсоюза коммунальников, председатель рабочкома леспромхоза, постройком горстройуправления, рабочий комитет лесоперевалочной базы, деревообделочный комбинат, объединенный постройком Бумстроя. Не такие уж это обременительные должности, чтобы нельзя было при желании получить хотя бы среднее образование! Сейчас у рабочего-то семь классов — и то редкость, а вы ведь величина!.. Очень советую, Дмитрий Фадеевич, все взвесить и написать заявление. Поверьте, желаю вам только добра.
— Спасибо, товарищ Рашов. — Волынкин встал, губы его вздрагивали от обиды. — Я могу идти?
— Ну, зачем же так, Дмитрий Фадеевич, — укоризненно покачал головой Рашов. — Вы свободны. Подумайте денек и завтра сообщите мне решение, буду ждать.
Он протянул руку. Волынкин не заметил ее, повернулся, пошел к двери.
Ни на другой, ни на третий день Волынкин своего решения не сообщил. Это была недисциплинированность, но Рашов не придал ей значения — он увидел за нею твердость Волынкина. «Считает, что мы неправы, — подумал Рашов с уважением. — Это обязывает меня сделать все, чтобы нам не в чем было упрекнуть себя».
Он вызвал Уторову, объявил:
— Будем готовить на бюро горкома вопрос об организации соревнования на Бумстрое. Доклад поручите Волынкину. Проект постановления за вами.
— Освобождение Волынкина в проекте указать?
— Подождем, — ответил Рашов. — Посмотрим, как он поведет себя на бюро.