«Вы не сердитесь за записку? — спросил он, закончив рассказ о Бекасове. — Всплеск настроения, сам от себя не ожидал. Не сердитесь, пожалуйста, ладно?»
«Ладно, не буду, — пообещала она, сдерживая смех. — Больше не всплескивайтесь!»
«Никогда в жизни! — весело заверил он и спросил: — Когда вы дежурите?»
«Не скоро. А что?» — Дина позволила себе поболтать; никто не обращал на нее внимания, Энтин что-то рассказывал Ивковичу.
«Я выучил наизусть номер, который мы с вами вычитывали. По-моему, это лучший номер в истории газетного дела, — сказал он. — Мне хотелось бы выучить еще один, вычитанный так же тщательно».
«Из этого ничего не выйдет, — отказала Дина, посмеиваясь. — Разве что снова появится угроза срыва пуска ТЭЦ».
«Немедленно останавливаю все работы!»
«Если так, мне придется ехать критиковать уже вас... — предупредила она шутливо и вдруг услышала тишину; Энтин и Ивкович смотрели на нее, прислушиваясь к каждому слову. — Так что не советую, — закончила Дина холодно и серьезно. — До свидания».
Она положила трубку и как ни в чем не бывало сказала Энтину: «Так чем там у вас закончилось? Мне не дали дослушать, а любопытно!..»
Сейчас телефон молчал, и было странно ожидать, что он зазвонит ни с того ни с сего. Дина положила лаковые туфли в нижний ящик стола и вытащила записку, хранившуюся под стопой черновиков. «Я не встречал женщины прекраснее вас», — было напечатано в ней.
Положив записку на старое место, Дина отошла от стола и прислонилась плечом к косяку у окна. Она поняла вдруг, почему не уходит из редакции: ей не хочется домой. Не хочется и можно не идти: Вова у тети, а Дмитрию почему-то не до нее, Дины. У него все эти дни скверное настроение, по обыкновению он прячет неприятности и в дом допоздна не заходит. Распилил завезенные с весны бревна, наколол дров, подправил штакетник; ищет занятие от Дины подальше.
Стоял вечер, тучи ушли, из-за пятиэтажного дома выбралась яркая луна. Дина видела через окно пустынную улицу и угол старого парка. Это был парк ее коротенькой юности. Сейчас молодежь отдыхает в новом парке, у Дома культуры железнодорожников, а сюда заходят лишь пенсионеры. Сколько вечеров проведено здесь! Днем Дина носила из редакции в типографию и обратно оригиналы, гранки и газетные полосы, а вечерами пропадала на танцах, пока Иван Варфоломеевич не заставил учиться. Потом вышла замуж и совсем забыла думать о парке; лишь сейчас вспомнила. За спиной звякнул телефон, Дина вздрогнула. «Белозеров», — предположила она.
Это был он.
— Вы можете уйти сейчас из редакции? — спросил Белозеров, и Дина почувствовала в его голосе дрожь. — Я жду вас в парке на главной аллее, это рядом.
— Что-нибудь случилось? — спросила Дина.
— Да. Я вас жду, — повторил он.
«Что у него могло случиться? — думала Дина, быстро, почти бегом спускаясь по лестнице. — Опять с монтажниками? Но об этом он мог сказать по телефону...»
Она перебежала дорогу, вошла через узкую боковую калитку в тополиную темноту парка и торопливо двинулась вперед. Выйдя на центральную аллею, она взглянула направо — там никого не было, — повернула голову налево и увидела Белозерова. Он стоял в нескольких шагах.
Они пошли по аллее. Навстречу им, прогуливаясь, двигалась пара. Он был невысок и узкоплеч, Дине показалось, что это Ивкович. Только встречи с ним и не хватало! Белозеров заметил ее беспокойство, свернул в боковую аллею. Она вывела их на детскую площадку. По окружности стояли скамьи и не было ни души.
Белозеров сел, и Дина села рядом с ним. Из-за кустов вывернулись двое подростков, один черкнул лучом фонарика по лицам. Белозеров мгновенным движением прикрыл лицо Дины рукой. Подростки, захохотав, убежали. Белозеров опустил руку, пробормотал:
— Дурачок.
Она ждала, когда он заговорит о своем деле.
— Я шел по улице и увидел вас у окна, — сказал Белозеров. — Позвонил из парка...
— Вы могли бы рассказать по телефону, что случилось, — проговорила Дина срывающимся голосом.
— Это нельзя сказать по телефону. — Белозеров не замечал ее состояния. Он взял ее безжизненную руку и поцеловал. Долго молчал, потом проговорил негромко и четко: — Дина. Ди-на...
— Что? — прошептала она.
— Ничего. Давай удерем отсюда, — сказал он, поднимаясь. — В конце парка есть тропа к реке. Пусть эта встреча не обернется тебе горем. Слушайся меня, пожалуйста.
— Хорошо, — покорно отозвалась Дина, вставая со скамьи. — Буду слушаться.
Они уединились на заброшенной вышке.
— Здесь тебя никто не увидит, — сказал Белозеров Дине. — Здесь очень хорошо, — поспешно добавил он, словно извиняясь за то, что привел ее сюда. — Правда ведь?