Он принимал срочные меры: до тех пор, пока участки не войдут в суточный график, запретил начальникам, главным инженерам, прорабам и мастерам уезжать домой до окончания второй смены. Почувствовав затаенное сопротивление инженеров, Шанин учинил разгром на одном из участков. Вечером он лично обзвонил все участки, на одном из них, на Фосстрое, начальника не оказалось на месте, выяснилось, что тот принимает дома гостей. Шанин направил на Фосстрой комиссию.
«Я располагаю сведениями, что там занимаются приписками».
Приписки были обнаружены. На любом участке найдется мастер, который разок-другой в месяц припишет, потому что не сумел обеспечить рабочих раствором или бетоном, чаще всего не по своей вине. Под тяжелую руку Шанина попал молоденький мастер, работавший первый год после окончания техникума; Шанин не пощадил его, направил разнорабочим в бригаду. Начальник участка был лишен права работать в тресте. Трестовская многотиражка опубликовала о нем фельетон...
Жесткость, неумолимая требовательность Шанина дали лишь кратковременный эффект. В первой декаде июля суточная выработка на участках поднялась, потом снова пошла вниз. Особенно отставали ведущие участки. Что происходило, Шанин понять не мог. На планерках он досконально влезал в дела каждого участка, раскладывал по полочкам, кто что должен делать, а на следующий день диспетчеры докладывали, что его указания выполняются не всеми участками. Начальники оправдывались, сваливали вину на подсобные предприятия, снабженцев, базу механизации, монтажников. Шанин перестроил организацию недельных планерок: отказавшись от общетрестовских, стал поочередно выезжать на основные участки. Теперь он видел не только начальников участков, но и прорабов, и мастеров, мог влиять на строительство каждого объекта. На второстепенных участках планерки проводили заместители управляющего. Шанину казалось, что руководство приблизилось к участкам, управление строительством стало более конкретным и действенным. Однако вскоре Шанин вернулся к старой организации; занимаясь то одним, то другим участком, он начинал терять контроль за стройкой в целом, общая картина строительства оказывалась разорванной на куски.
В конце июля стало ясно, что месячный план снова выполнен не будет, это могло повлечь невыполнение и семимесячного плана — запас, созданный в январе—мае, был слишком незначителен, чтобы закрыть брешь.
Сейчас Шанин решал, что следует предпринять, чтобы у Бабанова не сложилось неблагоприятное впечатление о тресте с первого знакомства.
Шанин пригласил к себе Чернакова, Волынкина, своих заместителей.
— Театр начинается с вешалки, железная дорога с вокзальной кассы, — сказал он, золотые зубы сверкали предостерегающе. — Если я два часа стою в очереди за билетами, то начинаю думать, что порядка нет на транспорте вообще. А на самом деле кассирша до утра принимала гостей, не выспалась и вместо двух минут тратит на пассажира десять. Но я уже сделал вывод, попробуй меня переубедить! Заведующий отделом обкома приедет в гостиницу, увидит монтажника, который тискает в коридоре уборщицу тетю Машу, и вот вам у Бабанова настрой: черт-те что творится в этом тресте! — Он спросил у Трескина: — Евгений Серафимович, вы в производственном отделе давно были?
— Вчера. — Трескин не понял, почему управляющий спросил его об этом, на высоколобном усталом лице проглянула настороженность.
— Пройдемте на минутку, — любезным тоном пригласил Шанин всех находившихся в кабинете.
Когда они перешли через коридор в комнату производственного отдела, Шанин указал на папки и рулоны ватмана, лежавшие на канцелярских шкафах.
— Зачем мы строим комбинат? Бумаги накопили столько, что можно отгружать вагонами! Разрешите? — Он взялся за спину стула, на котором сидела молодая женщина в золотых очках.
Приставив стул к шкафу, Шанин встал на него и одним взмахом руки сбросил бумаги на пол. Потом соскочил, поставил стул к другому шкафу и очистил его верх. Так он обошел все шкафы, устлав пол бумагой, папками и рулонами. По комнате гуляли облака серой пыли.