Под черными усами Бабанова в хохоте обнажились крупные зубы, смеялся он громко и заразительно, даже Шанин, впервые видевший заведующего отделом обкома в столь непривычном для него состоянии, чуть улыбнулся.
— Ха-арош Мозжухин, но наказал он главного инженера мало! — с удовольствием сказал Бабанов. — Ну, ладно, — сминая смех, сказал он. — Что же это у вас за учеба?
Пояснил Белозеров:
— На участок пришло много новых рабочих, строительных профессий не знают, приходится учить.
— А почему не на курсах? Трест имеет специальные курсы.
— Время, товарищ Бабанов, — сказал Белозеров. — Курсы — два-три месяца, а у нас время не ждет.
— Ну, что ж, послушаем, чему вы учите.
Бабанов, пристроившийся на скамейке, все сорок минут молчал, не обращая внимания на Шанина, который посматривал на часы. Сама по себе лекция Белозерова, посвященная маркам цемента и его применению, для Бабанова не представляла интереса. Его занимали люди, прежде всего начальник участка Белозеров. Когда занятия кончились и рабочие разошлись, он еще с полчаса продержал Шанина, разговаривая с начальником участка.
Белозеров вышел из-за стола: он чувствовал себя неловко. Сел на скамье напротив Бабанова; выслушивал вопрос, несколько секунд обдумывал.
— Почему бы не обучать рабочих непосредственно в бригаде? — переспрашивал Белозеров. — Главное обучение там и проходит, а здесь, так сказать, теория, то, чего они могут не узнать даже от бригадира. Для меня важно и другое: я за время этих занятий получаю представление о новых людях. Разный приходит народ, и если не знаешь, кто чем дышит, расплачиваешься браком. Часто ли приходят новые люди? Обычно текучка на участке небольшая, но в последнее время приняли много народу. Часть наших людей передана монтажникам, иного выхода нет. Приняли пополнение, но замена неравноценная: отдали лучших, а получили необученных. Еще одна беда: на ТЭЦ-два строительная часть в основном сделана, так Спецстрою приказали направить две бригады на Промстрой. Пришлось отдать, а бригады-то передовые!
— Зачем же отдали передовые? — с досадой спросил Бабанов; он все больше проникался расположением к этому парню, который все делает продуманно, а тут прошляпил.
— Шумбуров отбирал, а он знает, кого взять! Забрал бригады, которые я представлял ко Дню строителя для занесения на доску Почета. Отдел кадров внес их в приказ по тресту, и приказ подписан — попробуй не отдай! — Белозеров с робкой надеждой взглянул на Шанина: может, вернет бригады?
Но Шанин похвалил Шумбурова:
— В его руках пуск комбината, ему нужны опытные рабочие, он поступил правильно.
«У правильности, как у палки, два конца, — подумал Белозеров. — То, что управляющему кажется правильным, мне выходит боком». Однако доказывать все это Шанину в присутствии работника обкома казалось Белозерову неуместным.
— Вы правы, Лев Георгиевич, Белозеров — инженер дельный, — сказал Бабанов на обратном пути в машине.
Откинувшись на подушку сиденья, он устало молчал до самого управления. Шанину был приятен его отзыв.
Каждое слово Бабанова имело значение; за каждым словом Шанин угадывал направление его мыслей, старался предугадать выводы. Ему, Шанину, отчитываться на бюро обкома, и чем лучше он будет знать, что думает Бабанов, тем прочнее будут его позиции. Но Бабанов был не очень-то разговорчив.
— Завтра я намерен собрать членов парткома и постройкома, меня интересует их мнение о Волынкине, — сказал Бабанов, когда они вышли из машины. — Просил бы и вас, Лев Георгиевич, присутствовать.
— Непременно, Константин Константинович, — ответил Шанин.
Он все эти дни ждал, когда Бабанов займется жалобой; наконец-то!
Они разошлись по кабинетам.
— Вы, видимо, знаете, товарищи, что горком решил освободить Волынкина от должности, — сказал Бабанов, оглядывая сидящих в кабинете людей. — Дмитрий Фадеевич обжаловал это решение в высших инстанциях, считая, что с ним обошлись несправедливо. Я уже беседовал с членами бюро горкома, хотел бы знать также ваше мнение. Вы работаете с товарищем Волынкиным, как говорится, бок о бок, кому, как не вам, судить о его деловых качествах. При нашем разговоре присутствует товарищ Рашов, я думаю, ему будет полезно узнать ваше суждение. Прошу.
Бабанов сделал жест, приглашая желающих высказаться. Стояла тишина, люди кто хмуро, кто сосредоточенно смотрели перед собой. У Шанина выражение лица было по обыкновению бесстрастным. Рашов оглядывал активистов с любопытством. Он надеялся, что если не все, то большинство из них согласится с решением бюро, он был убежден в целесообразности освобождения Волынкина.