— Ну, так уж и прогорит, — усмехнулся Белозеров.
— Не в смысле банкротства, разумеется. Попробуй-ка посадить сейчас рабочий класс на один тариф, оставить без премий, без тринадцатой зарплаты! Я сейчас изучаю, какие требования к нашей продукции предъявит рынок, и мировой и внутренний, через пять лет, надо готовиться, иначе можно остаться без покупателей.
— Время заставило думать, — сделал вывод Белозеров. — У нас в строительстве пока еще больше по старинке.
— Это мы и на себе испытываем, — оказал Панфил Алексеевич. — На сооружение цеха уходят годы, куда это годится? Темп! Темп! — Он пристукнул ладонью по полированной поверхности стола, еще и жестом подчеркивая, насколько важен высокий темп в хозяйственной жизни, перевел разговор: — О себе расскажи. Семья, дети, работа, кто, что, как? Когда мы с тобой последний раз виделись? На похоронах твоей матери, восемь лет назад. Мог бы и приехать! Рассказывай.
Белозеров рассказал о семье, о детях, своей работе. В глазах дяди был спокойный интерес. Когда племянник замолчал, он похвалил:
— Чувствую, мыслишь широко, многое видишь, молодец! — Но тут же упрекнул: — По уму — не в начальниках участка ходить надо.
— Да я о карьере не хлопочу.
— И я не о карьере говорю, — сказал Панфил Алексеевич, глаза у него похолодели. — Делать надо то, на что способен. Если не дают — то почему? Строптив? Распутен? Небрежен? Я в твои годы был парторгом ЦК на заводе с двадцатью тысячами рабочих.
— Ты не меняешься, дядя! — Белозеров улыбнулся. — Всегда тебе надо до сути докопаться! Был я одно время главным инженером управления на строительстве лесовозных дорог. Попытался внедрить научную организацию труда, а конкретно — оперативное сетевое планирование. Слышал о таком, наверное?
— Давным-давно на всех заводах объединения внедрено, — ответил Панфил Алексеевич. — Дальше что?
— Дальше так. Я предложил начальнику управления передавать все стройматериалы для обеспечения четырех механизированных колонн из пяти. Выгода в чем? Эти четыре колонны смогли бы работать в полную силу, без минуты простоев. А пятую следовало ликвидировать. По расчетам у меня все получалось. Но он и слушать не захотел. Схлестнулись, а кончилось тем, что он посоветовал мне поехать на прием к психиатру. Надо было, пожалуй, драться, да я не стал: обязан был начальству выдвижением из мастеров в прорабы, из прорабов в начальники колонны, а потом и в главные инженеры. В общем, не хотелось выглядеть неблагодарным, человеческая слабость, так сказать. Возможно, жизнь и заставила бы начать борьбу, но обстоятельства сложились иначе. Как раз в то время главк дал указание направить инженера-строителя из нашего управления на Бумстрой. Я и попросился к Шанину, прельстился возможностями. Шанин фигура тоже крупная, держит все в кулаке, вокруг него кипение, шум, грохот, а у тебя в кабинете тишина, как в санатории.
— У меня такой порядок. Иного не приемлю. Работает система, моя забота — следить, чтобы она работала без перебоев. Каждый занимается своим делом, любой вопрос может быть решен без меня. Если не решается — значит какое-то звено системы не срабатывает. Вот тогда-то я и вмешиваюсь, чтобы заставить его работать.
— Значит, если система работает без перебоев, у тебя каникулы? — пошутил Белозеров. — Легко живешь, дядя!
Панфил Алексеевич принял шутку, улыбнулся. Белозеров подумал, что жестковатость его лицу придает темная щелочка между передними зубами, крупными и белыми.
— Решения принимаются... — начал дядя, но в этот момент зазвонил телефон, стоявший отдельно от множества других за дядиной спиной, и он снял трубку.
На этот раз разговор был длинным, причем теперь слушал дядя, прижимая плечом трубку к уху: руки были заняты, он делал на листке коротенькие пометки.
«А теперь на проводе его начальство, — подумал Белозеров. — А начальство не оборвешь на полуслове ни при какой самой совершенной системе». Эта мысль его развеселила, и он стал смотреть на старшего Белозерова уже не снизу вверх, чувствуя его превосходство, а как на близкого человека, родного дядю, и его сердце окатила светлая волна благодарного чувства к этому человеку за все то, что он для него, Белозерова-младшего, сделал в жизни — помогал его матери, нажимал на него, чтобы он закончил десятилетку, поступил в институт...