Он вообще не смотрел на неё.
— Чаша с кровью, — пропела вифмунук. — Нис хеофанрис, бат нисфан.
Ковен ответил:
— Мы макаин вихан, о Модор. Ус макаин Фуллухт еовер блад.
Чашу передавали по кругу, каждая женщина безмолвно молилась, а затем прихлёбывала. Когда чаша сделала полный круг, вифмунук, мать Энн, выпила оставшееся её содержимое.
На краю чаши был выгравирован глиф — странный двойной круг. И когда мать Энн наклонилась, чтобы поставить чашу, Энн снова увидела глиф, гораздо бóльшую версию, за кругом. Она заметила, что это была не резьба, а большая плоская каменная плита, свисающая с задней стены. Взгляд Энн мог только смотреть вперёд. Вифмунук обернулась, раскинув руки. Затем она наклонилась вперёд и поцеловала большую прямоугольную каменную плиту.
— О Мать, Святая Сестра, Святая Дочь… Благослови нас в эту святую ночь.
Теперь жар увеличился до покалывания. Энн почувствовала, как пот обильно стекает между её грудей и капает по бокам. Её вагина чувствовала покалывание, но от чего? Её груди воспылали желанием.
— Прими это подношение…
Но в её сердце не было желания, только бесформенный страх.
«Прими это подношение…»
Она вздрогнула от жара, когда поняла, на чём лежит: на каменном алтаре.
«Прими это подношение…»
Каменный жертвенник, жертвенная плита.
«Родственная жертва», — вспомнила она слова Тарпа перед смертью.
Эта каменная плита была тем местом, где Энн должна была принести себя в жертву своей собственной дочери.
«Это похоже на спусковой крючок для всего ритуала, — сказал Тарп. — Последнее подношение Ардат Лил».
Ковен ухмыльнулся ей. С обеих сторон Милли и Мэдин изящно прикасались к ней, как будто её обнажённая плоть была культовой. Её мать осталась у подножия алтаря. Её шёлковая ткань была настолько тонка, что казалась частично прозрачной. Сквозь прозрачную ткань было видно тело женщины. Хотя сейчас ей было около шестидесяти, её большие груди с тёмными сосками почти не обвисли. Её тело оставалось твёрдым, крепким.
— Ты видела сны, не так ли? — спросила вифмунук.
Теперь повторяющийся кошмар объединился: рождение Мелани как предвестие этой ночи. Благодаря пагубной уловке своей матери Энн родила ребёнка, которому суждено было стать монстром.
— Да, — сказала женщина. — Тебе всё время это показывали. Ты понимаешь теперь? Ты — краеугольный камень истории. Ты понимаешь, насколько ты важна?
Энн всё ещё чувствовала себя прикованной к плите, но она могла приподняться и посмотреть матери прямо в лицо.
— Тебе нужна Мелани для этого безумия! — закричала она.
— Дотер фо Дотер, — сказала Милли.
— Дочь Дочери, — перевела Мэдин.
— Наш спаситель, — добавила мать Энн. — Наш избавитель.
— Это безумие! — Энн сплюнула. — Вы все сумасшедшие!
— В эту священную ночь наш бог придёт к нам во плоти, Энн. Чтобы благословить нас на следующую тысячу лет.
Позади неё доктор Хейд открыл длинную тонкую коробку. Из коробки Мартин и шериф Бард достали блестящее платье белоснежного цвета.
— Вставай, — сказала мать Энн.
Паралич Энн ослаб. Она чувствовала себя марионеткой, поднятой за верёвочки. Старейшины увели её от алтаря, подтолкнули вперёд. Руки поднялись не по её воле. Затем ошеломляющий паралич вернулся. Она стояла прямо, но не могла двигаться дальше.
— Наденьте его.
Мартин двинулся вперёд. Он накинул блестящее платье через голову Энн. Оно скользило по её плоти, как туман. Мартин встал, чтобы посмотреть на неё; глаза его блестели тускло, были прищуренные. Они ничего не излучали.
Затем он ушёл.
— Мелани хорошо служила, — сказала её мать. — Все мы.
Белое платье должно быть неким символическим одеянием, ритуальным одеянием, в котором приносятся в жертву.
— Где она? — Энн прохрипела.
— Ты всё время видела сны об этом, — ответила её мать.
Мэдин добавила:
— Но ты видела сны не о рождении Мелани.
— Это было твоё собственное рождение, — закончила её мать.
Энн чувствовала себя потерянной в этой информации. В замешательстве она могла только смотреть в ответ на взгляд матери.
— Ты Дочь Дочери, Энн. Ты новая Ардат Лил.
Энн задрожала от этих слов. Её глаза словно распахнулись. В окне на верхнем этаже раздулась розовая луна. Только тогда она заметила, что края её платья мокрые. В панике она посмотрела вниз. Её руки до локтей были скользкими от крови.
Круг расступился, чтобы она увидела.
На земляном полу лежала обнажённая фигура: труп в большом кровавом пятне. Сердце было вырезано из груди и отложено рядом с длинным широким ножом.