«Это сон, — подумала она. — Кошмар».
Она слепо потянулась к Мартину, но его там не было. Цифровые часы показывали 04:12 утра.
Всегда ли ей снился сон в одно и то же время, или она вообразила это? Уже месяцы и почти каждую ночь. Под ней постель чувствовалась промокшей, и её разум поплыл. Сон вызывал у неё отвращение не только из-за ярких порнографических образов, но и из-за того, что он должен был говорить о какой-то части её подсознания. Ей не нравилось так думать — она была юристом. Ей не нравилось созерцать ту часть себя, которую она не могла разрушить, ассимилировать и распознать структурно.
Она знала, что сон был о рождении Мелани. Абстракции — причудливые слова, эмблема на чаше и стене, свет огня и так далее — были тем, что доктор Гарольд назвал «осколками подсознания».
— Сны всегда внешне символичны, мисс Славик, субъективности, окружающие конкретную точку. Другими словами, рождение вашей дочери окружено шифрованием. Вы здесь, чтобы найти способ разоблачить эти шифры и идентифицировать их, после чего мы сможем определить, как они соотносятся с центральным понятием сна.
Энн не могла представить себе такого понятия, но она довольно мрачно подозревала, что бóльшая часть этих «осколков» носит сексуальный характер. Она рассказала доктору Гарольду о себе всё, что он спрашивал, за исключением одной детали. У неё были оргазмы во сне. Влажность, а также острая вагинальная чувствительность при пробуждении не оставляли сомнений. Хуже всего было то, что эти «оргазмы во сне» оказались её единственным оргазмическим освобождением в течение некоторого времени. Мартин был лучшим любовником в её жизни, но у неё не было оргазма с ним столько, сколько ей снился этот кошмар. Это её очень беспокоило.
На сегодня всё закончилось.
«Уф», — подумала она и встала в темноте.
Её ночная рубашка прилипла к ней, она чувствовала себя облитой слизью, а холод пота поднял её соски.
Она прошла по коридору и заглянула в комнату дочери. Мелани спала среди беспорядка простыней. Простыни были чёрными, как и стены. Killing Joke — гласил один большой постер. Её любимая группа. Мартин водил её на эту группу в прошлом году. Энн поклялась однажды пойти с ней на один из этих диких концертов, но чем больше она решалась участвовать в радостях своей дочери, тем более невозможным казалось это достижение.
«Недостаточно старалась», — пожаловалась себе она.
Она знала, что это пренебрежение было частью изоляции Мелани. Расти без отца было тяжело для ребёнка, а с матерью, погружённой в работу шесть, а иногда и семь дней в неделю, было ещё труднее. Доктор Гарольд сообщил ей, что «альтернативные» вкусы Мелани отражают «саморазвитую» личность. Большинство семнадцатилетних читали журналы для подростков и смотрели ситкомы. Мелани читала По и смотрела Полански. Сонные глаза распахнулись.
— Мама?
— Привет, милая.
— Что-то не так?
— Тс-с-с… Засыпай.
Мелани заёрзала под одеялом.
— Я люблю тебя, мам.
— Я тоже тебя люблю. Засыпай.
Энн закрыла дверь.
Она слишком волновалась, она знала это. Мелани достигала совершеннолетия, и Энн часто с трудом это понимала. В прошлом это вызвало ужасные споры — Мелани несколько раз сбегала из дома, и всё это было по вине Энн. Она слишком часто теряла себя. В прошлый раз Мартину понадобилось два дня, чтобы найти её, в то время как Энн работала в офисе над встречным судебным разбирательством для Air National. Успех Энн как адвоката преследовал её неудачи как матери.
Сегодня вечером она пообещала, что всё изменится, но станет ли это очередной неудачей? Если так — это просто раздавит её. Поездка в Париж сблизит их; это положило бы начало отношениям, которые должны были начаться семнадцать лет назад.
«Слишком поздно — лучше, чем никогда», — подумала она.
Теперь проходя через гостиную и мягкую темноту, она вошла в залитую лунным светом каморку Мартина. Шторы развевались вокруг открытых французских дверей. Действительно, Мартин стоял на террасе. Часто она заставала его здесь, в предрассветные часы, когда он не мог уснуть, глядящим вниз на город, воду, доки. Всегда созерцая что-то. Однако сегодня ночью он стоял прямо в своей пижаме и смотрел в небо.
— Мартин?
Он не ответил. Просто смотрел. Он выглядел грустным или растерянным.
Он обернулся, поражённый. Его сигарета упала.
— Что случилось?
— Я… — сказала она.
Он сразу обнял её.
— Я понимаю. Снова сон. Ты…
— Прости, что разбудила тебя.
— Ты не будила, — солгал он. — Я просто не мог уснуть. Слишком много кофеина.