Внезапно она заплакала. Она ненавидела это. Тогда его руки обхватили её ещё крепче.
— Можешь плакать, — прошептал он. — Всё нормально.
«О, Боже, я не могу этого вынести».
Она чувствовала себя неуправляемой, и это было её самым большим страхом.
— Что со мной не так?
— Ничего. Завтра тебе станет лучше.
Он закрыл дверь, запечатав ночь, и повел её обратно в спальню. Мартин ещё раз обнял её у изножья кровати, а потом она обняла его в ответ, цепляясь за него, как за выступ. Он был выступом. Он был единственным, что удерживало её от падения в темноту.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Всё будет хорошо.
«Вся моя жизнь рушится», — подумала она.
Его халат упал на пол. Он забрался к ней в постель и укрыл её, а затем обнял её рукой. Этот жизненно важный контакт, его теплое тело рядом с ней, было всем, что позволяло ей чувствовать себя в безопасности от самой себя.
— Я люблю тебя, — повторил он.
Но безопасность была ложной. Через мгновение она снова заснула и снова погрузилась в недра сна.
— Я болела. Врач сказал, что я чуть не умерла.
— Интересно, — заметил доктор Гарольд. Он усмехнулся. — Я имею в виду, интересно не то, что вы чуть не умерли. Параллель, я имею в виду.
— Параллель? — спросила Энн.
Кабинет доктора Германа Гарольда больше походил на офис богача. Он был обшит изысканными панелями, обставлен дубовой и вишнёвой мебелью, устлан роскошным тёмным ковром. Высокие книжные шкафы занимали всю стену, на полках странным образом отсутствовали книги по психиатрии. Вместо этого шкафы заполняли тома классической литературы. Только один экземпляр «Американского журнала психиатрии» давал какие-либо намёки на то, что это был кабинет мозгоправа. Никакой пресловутой кушетки найти не удалось.
— Я же говорил вам, что сны смешивают символы с нашими внешними, объективными заботами. Здесь символ очевиден.
Было ли это так?
— Я юрист, — заявила Энн. — Юристы мыслят конкретно.
Глаза доктора Гарольда всегда казались удивлёнными. У него было приятное лицо с белоснежными волосами, большими густыми белыми бровями и ещё более густыми белыми усами. Он говорил медленно, задумчиво, складывая слова, как кирпичи в стену.
— Символическая двойственность, — сказал он. — Жизнь и смерть. Представление о том, что вы чуть не умерли, создавая жизнь. Близость полнейших крайностей.
«Жизнь и смерть», — подумала она.
— Это была пограничная пневмония или что-то в этом роде. Слава Богу, с Мелани всё было в порядке. Около двух недель после родов я была едва в сознании.
— Что вы помните о родах?
— Ничего.
— Тогда совершенно ясно, что сон выкапывает аспекты рождения Мелани, которые были внедрены в ваше подсознание. Думайте об этом как о перетекании из подсознания в сознание. Мы называем это «составным изображением». Ваш разум пытается сформировать реальную картину рождения Мелани с непризнанными фрагментами воспоминаний.
— Почему? — спросила Энн.
— Почему не так важно, как почему сейчас? Почему это происходит именно в этот момент вашей жизни? Позвольте спросить вас, была ли Мелани запланированной беременностью?
— И да и нет. Мы хотели ребёнка, это точно.
— Другими словами, у вас не было сомнений?
— Нет, у меня этого не было. Я думаю, что у моего мужа могли быть. Он не думал, что мы можем позволить себе завести ребёнка, и я признаю, дела были довольно напряжёнными. Он никогда не зарабатывал много денег, а я была молода, мне было девятнадцать, я была беременна на первом курсе колледжа, и после этого я была полна решимости поступить в юридическую школу. Я думаю, что, возможно, одна из причин, по которой я хотела ребёнка, заключалась в том, что я думала, что это сделает наш брак крепче.
— Вы считали свой брак слабым?
— Да. Я искренне хотела, чтобы это сработало, но теперь, когда я об этом думаю, я понимаю, что хотела, чтобы это сработало по неправильным причинам.
Доктор Гарольд поднял кустистую белую бровь.
— Я не люблю неудач, — сказала Энн. — Марк и я, вероятно, никогда не должны были жениться. Мои родители терпеть его не могли, они были убеждены, что брак рухнет, и, полагаю, это подпитывало мою решимость не допустить этого. Они также были убеждены, что я никогда не закончу юридическую школу. Их разочарование было, вероятно, моим самым большим мотивирующим фактором. Я закончила школу третьей в своём классе. Ночью я подрабатывала официанткой, днём ходила в школу. Я пропустила семестр в колледже, чтобы родить Мелани, но я компенсировала это, а потом и остальное, наверстав обучение после. На самом деле, я выпустилась на год раньше, несмотря на пропущенный семестр.