— Впечатляет, — заметил доктор Гарольд. — Но меня больше интересуют ваши родители. Вы никогда не упоминали о них раньше.
— Это немного больная тема, — призналась Энн. — Они очень старомодны. Они хотели, чтобы я взяла на себя традиционную женскую роль в жизни, убиралась в доме, воспитывала детей, готовила, а муженёк приносил домой бекон. Это не для меня. Они никогда не поддерживали мои желания и мои взгляды, и это очень больно.
— Вы часто их видите?
— Раз в пару лет. Я отвожу к ним Мелани, они любят Мелани. Она действительно единственная связь, которая существует между мной и моими родителями.
— Вы сейчас с ними в хороших отношениях?
— Не хороших, не плохих. Между мной и папой дела обстоят намного лучше, чем между мной и мамой. Она очень властная женщина. Я думаю, что бóльшую часть времени папа был за мои усилия, но боялся выразить это из-за неё.
Доктор Гарольд откинулся на спинку плюшевого шпонированного стула.
— Ещё одна параллель, родительская.
Энн не поняла, что он имел в виду.
— В вас много вины, Энн. Вы чувствуете вину за то, что поставили свою работу выше дочери, потому что считаете, что, поступая наоборот, вы удовлетворите убеждения своих родителей в профессиональной неудаче. Что ещё более важно, вы чувствуете себя виноватой из-за того, что не поддерживаете социальные взгляды Мелани. Ваша собственная мать пренебрегала поддержкой ваших социальных взглядов. Вы боитесь стать своей матерью.
Энн не была уверена, сможет ли она принять это. Тем не менее, она чувствовала себя глупо из-за того, что не рассмотрела такую возможность.
— С того дня, как вы ушли из дома, вы разрываетесь между противоположностями. Вы хотите быть правы в традиционном смысле, и вы хотите быть правы для себя. Вам нужны оба конца спектра.
Всё так и было?
— Вы очень несчастны, — заключил доктор Гарольд.
«Я знаю», — подумала она.
Её угнетало то, что он так легко её читал.
— Мне нужно решение, — сказала она. — Кошмар разрушает меня. Не высыпаюсь, работа буксует, домой прихожу в плохом настроении. Нет ли у вас, ребята, какого-нибудь чудодейственного лекарства, которое остановит этот ужас?
— Да, — сказал доктор Гарольд. — Но это не решит ни одной из ваших проблем; это только прикроет их. Вам снятся кошмары по какой-то причине. Мы должны определить эту причину.
Доктор Гарольд был прав. Быстрого решения не было.
— Как Мартин всё это воспринимает?
— Лучше, чем большинство мужчин. Я знаю, что ему тяжело. Он тоже не спит, потому что я всегда его бужу во сне. Он делает вид, что это не имеет большого значения, но это начинает проявляться.
— Больше страха.
— Что?
— Больше страха неудачи. Вы боитесь потерпеть неудачу с Мелани, и вы боитесь потерпеть неудачу с ним. Вы боитесь, что в конце жизни всё, что вам придётся продемонстрировать за своё существование, — это эгоизм.
— Спасибо.
— Я просто объективен. Вы любите Мартина, не так ли?
— Да, — сказала она без колебаний. — Я бы сделала для него всё, что угодно.
— Что угодно, только не выйти за него замуж. Ещё больше страха.
«Иисус Христос!» — подумала она.
Доктор Гарольд улыбнулся, словно прочёл мысль.
— Вы боитесь, что Мартин станет таким же, как ваш первый муж?
— Он сам предположил это же. Это правда?
— Похоже, это правда.
Это было удручающе. От прихода сюда ей не стало лучше, она почувствовала себя ещё хуже.
— Что я должна делать?
— Первое, что вы должны сделать, это набраться терпения. Вы очень сложный человек. Понимание ваших проблем будет сложным делом.
«Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, док».
— Образы и идеи, выраженные в снах, функционируют двумя основными способами, — продолжил доктор Гарольд. — Во-первых, явный вид, относящийся к содержанию в том виде, в каком он представляется сновидцу, и, во-вторых, латентный вид, скрытые или символические качества сновидения. Сон о том, как вы родили Мелани. Во сне странная эмблема, тёмные фигуры в капюшонах и загадочные слова, похожие на заклинания. Сон звучит почти сатанински. Сны о дьявольщине часто означают бунт против христианства. Вы христианка?
— Нет, — сказала Энн.
Доктор Гарольд улыбнулся.
— Сатанистка?
— Конечно, нет. Я ни то, ни другое на самом деле.
— Вы хотите сказать, что выросли без каких-либо религиозных верований?
— Абсолютно.
— Вам не кажется это странным, особенно учитывая традиционные настроения ваших родителей?