— Да, помимо управления магазином, я храню все городские записи в файлах, — она указала на маленькую комнату, полную шкафов. — Вон там.
Теперь это имело больше смысла. Магазин был просто местной формальностью. Мэдин содержала себя как секретарь.
— Я должна отнести это твоей матери. Ты хочешь сходить?
— О, нет, спасибо.
— Не могла бы ты присмотреть за магазином? Я буду отсутствовать всего несколько минут.
— Конечно, — сказала Энн.
Мэдин ушла с кипой бумаг, за ней звякнул колокольчик. Теперь, когда Энн осталась одна, в ней снова проявилась слабая ревность. Неужели Мартин мог в ней что-то разглядеть, если вообще было что?
«Я выгляжу лучше, чем она», — по-детски уверяла себя Энн.
Мэдин была невысокого роста и скорее выглядела по-мальчишески, чем по-женски. Всегда носила линялые джинсы и однотонные блузки, шлёпанцы. Мелани сказала ей, что муж Мэдин умер. Энн задавалась вопросом, когда и почему? Она небрежно оглядела большие стеклянные вазы с конфетами на прилавке, когда заметила маленькую фотографию в рамке среди беспорядка пишущей машинки Мэдин. Она знала, что не должна, но всё равно это сделала. Она обошла стойку. Энн выглянула в переднее окно; Мэдин всё ещё быстро направлялась к городской площади. Затем Энн подошла к столу с пишущей машинкой и взяла фотографию. На снимке Мэдин, на десять лет моложе, сидит на диване с маленькой девочкой — Вендлин, её дочерью. Но на руках Мэдин держала голого младенца. Младенец был мальчиком.
«Прямо как у Милли. Мальчик».
Это было очень странно. Как и Милли, Мэдин упомянула о дочери только тогда, когда они встретились. Она ничего не говорила и о мальчике. Почему?
«Не надо, — подумала она. — Это не твоё дело».
И всё же юрист в ней не мог сопротивляться. Она сказала, что хранит здесь городские записи, не так ли? Энн снова выглянула в окно, чтобы убедиться, что там безопасно. Затем она пошла в архивную комнату.
Это не заняло у неё много времени. ЗАПИСИ О РОЖДЕНИИ, один ящик был чётко помечен. Она открыла ящик и начала рыться.
«Что, если кто-нибудь войдёт и увидит меня?»
Но она проигнорировала это предположение. Любопытство сожгло её. Файлы были в алфавитном порядке. ФОСТ, МЭДИН. Энн открыла его и нашла свидетельство о рождении. Но только одно. ФОСТ, ВЕНДЛИН. Оно было датировано семнадцатью годами ранее. Подпись лечащего врача была Эшби Хейд. Сведений о рождении мальчика не было. Когда Энн раскопала папку Милли, она обнаружила то же самое. Только свидетельство о рождении Рены.
Так кто же были мальчики? Были ли они детьми родственников?
Прежде чем Энн закрыла ящик, она заметила папку другого цвета в самом дальнем углу. У неё не было заголовка. Энн взяла её, открыла.
Посмотрела.
Несколько листов старой бумаги. Обычный список. МУЖСКИЕ РОЖДЕНИЯ, гласила верхняя часть списка.
Она пролистнула список дат в хронологическом порядке.
ФОСТ, МЭДИН, M, 12 января 1980 года, передан для усыновления 23 января 1980 года.
«М? — Энн задумалась. — Мальчик? Это должно было быть так, — поняла она. — Она отдала мальчика на усыновление. Но почему?»
Но это ещё было не всё. Она нашла имя Милли.
ГОДВИН, МИЛЛИСЕНТ, M, 15 июня 1982 года, передан для усыновления 22 июня 1982 года.
«Боже мой», — подумала Энн.
Список был пятнадцатилетней давности, женщины, которых она никогда не знала и о которых не слышала. У каждой после имени было напечатано «M», дата рождения и дата усыновления.
«Неудивительно, что я не видела мальчиков в городе, — пришла к странному выводу Энн. — Их матери отдали их всех на усыновление».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Скироры положили связанные фигуры на землю, вскрыв животы одним движением. Илоты всё ещё дёргались, когда их органы систематически удаляли. Головы были отрублены огромными лезвиями, похожими на мачете, которые блестели в свете костра. Гениталии были отрезаны от паха. Одних бросали в огонь целиком, других сначала разделывали на филе, отборное мясо добавляли к кипящей крови. Самок, откормленных неделями на кукурузном пюре, с визгом вытаскивали из ограждений. Рекканы умело обращались со шкурой, пока те бились, сдирая с них листы кожи…
Эрик вздрогнул в темноте. Это были не просто видения, это были воспоминания. Это были фексы, которых он наблюдал в прошлом. И он снова увидел всё это в своём воображении, как только ступил обратно в цирицу.
Ему повезло. Кирка Зака прибила его руку к двери. Но он вовремя добрался до дробовика; к счастью, в патроннике был патрон. Нож Зака сверкнул. Как раз в тот момент, когда он должен был вонзиться по рукоятку ему в солнечное сплетение, Эрик нажал на спусковой крючок. Выстрел двенадцатого калибра пробил дыру в груди Зака, отбросив его на шесть футов через комнату.