Что-то было у меня в правой руке. С удивлением я поднесла к глазам нож. Узкий и острый, он остался после моего второго мужа, любителя охоты. Я резала этим ножом яблоки. У меня на кухне всегда блюдо с яблоками. Я люблю яблоки. Антоновку.
Потрогала пальцем клинок — с одной стороны, с другой. Он был обоюдоострый.
— Может, давай по-честному? — сказала я Громову. Он причмокнул губами. Не возражал. — Ты у меня последний мужчина, а я у тебя стану последней женщиной?
Цепочка решений, которые Вы принимали в пунктах разветвления сюжета, определилась формулой Вашего подсознания и складом Вашей личности. (Если, конечно, вы не жали на иконку совершенно бездумно). В результате получился жанр и финал, который позволяет предположить о Вас следующее.
Вы эмоциональны, импульсивны, бываете несдержанны.
С Вами происходили или произойдут романтические ситуации типа солнечного удара. Вы вообще чувственны, гормоны бьют ключом.
В любовных отношениях Вы часто проявляете инициативу, и это не всегда полезно.
Вас бывает слишком много, Вы способны перегнуть палку.
Вы умеете радоваться, но в Вашей жизни много грустного.
А еще Вы хорошо чувствуете красивое.
Если психологический портрет получился непохож, вспомните, в каком пункте вы колебались, вернитесь туда и пройдите по другой ветке.
Глава 4(8)
Если и был в моей никчемной жизни хоть один достойный поступок, то этот: я дошла до подъезда, так и не обернувшись.
Не помню, как поднималась по лестнице, зато помню, как тряслись руки и ключ всё не мог попасть в скважину.
В конце темного коридора светилась вертикальная черта — щель двери, ведущей в комнату, и я вспомнила, как Олег говорил про тоннель, который он видел после клинической смерти. Мне следовало бы включить электричество и в прихожей, чтобы не было так тоскливо. Вместо этого я дошла до двери и выключила свет в комнате.
Стало совсем темно. Как будто у меня на глазах повязка. Только никто не держал меня за руки, и не звучал волшебный голос.
Вот что нужно сделать, срочно. Позвонить Льву Львовичу.
Я вслепую дошла до кресла, села.
— Это я. Можете говорить?
— Конечно. Что курсы? Имеет смысл туда ходить? Рассказывай, Тоня.
Я рассказала. Всё, как было. Без подробностей, конечно. Только про то, как жестоко поиздевалась надо мной жизнь: напоследок, когда ничего изменить нельзя, наконец поманила любовью — лишь для того, чтоб испытать на вшивость.
— И ты выдержала испытание, — сказал Лев Львович.
— Да.
Я заревела.
— А он что? Просто дал тебе уйти и всё?
— Я от него сбежала… Он только дверцу открыл — я уже была в подъезде…
— Значит, ты выдержала испытание. А он — нет. Ну и нечего тогда о нем плакать.
Я так возмутилась, что даже слезы высохли.
— Не смейте так про него говорить! Вы же его не знаете! — Никогда в жизни не разговаривала я со Львом Львовичем в подобном тоне. — Да если бы он меня насильно удерживал, я все равно убежала бы! Я понимаю, вы обо мне невысокого мнения, но я не могу мучить хорошего человека! Представляете, какой чернухой была бы такая любовь?
— Не представляю. И ты не представляешь. Этого никто не знает… — Он вздохнул. — Видишь, какая поразительная штука жизнь. Понадобилась смертельная болезнь, чтобы ты узнала про себя нечто важное. Что ты способна любить кого-то больше, чем себя… Ладно, что сделано, то сделано. Как же мне, Тоня, теперь с тобой быть?
Шторы на окне были задвинуты. Там рос клен. Иногда в непогоду он стучал ветками в стекло. Вот и сейчас я услышала легкое постукивание, и качнулась тень. Наверное, на улице поднялся ветер.
Тук-тук. Тук-тук-тук.
Я подошла к окну, отодвинула занавеску — и вскрикнула.
На меня через стекло смотрел Олег и беззвучно шевелил губами. Сначала я решила, что это шутки сулажина. Но потом вспомнила, что рядом с окном проходит водопроводная труба.
— До свиданья, Лев Львович. Потом, — сказала я в трубку.
И открыла створку.
— Господи, ты упадешь! Дай руку!
— Не упаду. Я же бывший спасатель. Сто раз по трубе влезал. Не на второй этаж, а повыше. Руку не надо. Лучше отодвинься.
Он взялся за раму и через секунду уже сидел на подоконнике, боком, свесив ноги наружу.
— Ты сошел с ума! Позвонил бы снизу, я бы открыла!
— Во-первых, не открыла бы. А во-вторых, я же не знаю номера квартиры. Можно войти?