Наконец, и это был не самый малый аргумент пропаганды Суллы, определенное число известных лиц пришло встречать его. Во-первых, был Квинт Цецилий Метелл Пий, который после своих неудачных попыток переговорить с Цинной под стенами Рима в 87 году некоторое время оставался в Лигурии, прежде чем переехать в Африку, где он столкнулся с промагистратом, приверженцем Мария, Гаем Фабием Гадрианом, выгнавшим его из своей провинции. Он нашел Суллу в Диррахии, и присутствие на его стороне человека, обладавшего репутацией справедливого и набожного, много сделало для него: оно побудило к присоединению множество колебавшихся в момент, когда правительство опиралось в своей пропаганде на идею «согласия»: назначили консулами Гая Норбана, нового гражданина, и представителя очень известного аристократического рода Луция Сципиона (у которого, кроме того, было преимущество входить в состав «умеренных» в сенате).
Но эти присоединения нужны были Сулле не только потому, что они представляли собой политическое признание законности его действия (хотя бы в глазах его войска), но также потому, что позволяли ему несколько компенсировать огромную диспропорцию между личным составом его армии и законными силами. В самом деле, он возвращался со своими пятью легионами, ряды которых поредели за четыре года кампании, даже если они и не испытывали никогда поражения; кроме того, он располагал 6 000 конников и некоторыми вспомогательными, набранными в Македонии и в Пелопоннесе: в общем, в лучшем случае 40 000 человек. Против него же мобилизована вся Италия, и если верить тому, что написал он в своих «Мемуарах», он должен был столкнуться с пятнадцатью генералами во главе 450 когорт (что, если даже считать только по 500, а не по 600 человек в когорте, все лее составит 225 000 солдат); можно принять во внимание, что речь идет об «очень примерном подсчете», потому что он дан главным заинтересованным лицом (хотя и другие источники дают цифры, превышающие 300 000), но правда в том, что, по самым благоприятным предположениям, армия Суллы должна была сражаться все равно в пропорции один к трем.
Это объясняет, почему он придавал большое значение присоединению молодого Помпея: сын Помпея Страбона сначала служил в армии Цинны, откуда, вспоминают, он посчитал предпочтительным удалиться, когда узнал, что Сулла возвращается и множество знаменитых людей нашли пристанище около него, и организовать призыв людей в Пиценах, районе, откуда происходил род Помпеев и где у них были огромные владения, что давало право осуществлять настоящий патронат. Таким образом, он начал кампанию рекрутирования, во время которой столкнулся с консульскими агентами по рекрутированию: один из них, оскорбивший молодого человека, был убит в волнениях толпы. Эти первые успехи побудили Помпея, которому было двадцать три года, пойти дальше. Итак, он формирует «свою» армию, назначает трибунов и центурионов, занимается снабжением и снаряжением и объезжает всю «свою» провинцию. В самом деле целью этой операции было также поправить дела семьи, которую запятнали не слишком славные действия отца в последние месяцы его жизни. В этом значении нужно воспринимать отношение молодого человека к Авксиму (ныне Осимо, чуть южнее Анконы): он приказал воздвигнуть трибунал на публичной площади; перед которым поставил двух именитых граждан города, и приговорил их за сотрудничество с адептами Мария покинуть город. Во всяком случае, благодаря Помпею, весь район перешел в лагерь Суллы, и это стало причиной того, что последний окружил его большим вниманием, приводя в пример другим своим приверженцам.
Наконец, из-за того, что это очень эффективное средство пропаганды, Сулла пустил в обращение монету, которую приказал отчеканить на Востоке на следующий день после Орхомена: она напоминала о великих победах, одержанных армией под его командованием (это смысл выражения IMPERATOR ITE[RUM]) и покровительством Венеры (чья голова украшает правую сторону); что касается религиозных символов, фигурирующих на оборотной стороне, они являлись прямым намеком на просьбы, которые выказал Сулла (восстановление в правах и в сане авгура), но в чем ему было грубо отказано. Результат этой политики стал ощутим моментально: италийские народы получили надежду; как пишет Велейя Патеркул, «вполне возможно, что Сулла пришел в Италию не для того, чтобы начать войну, а установить мир, таким мирным было продвижение его армии через Калабрию и Апулею, такое замечательное почтение он выказывал по отношению к урожаям, полям, людям, пока он вел ее до Кампании». Марш был отмечен очень важным событием: в Сильвии в Апулее, к Сулле пришел раб самнита Понтия Телезина (потомка известного Телезина, который дал пройти римским легионам по командованием Фурха Кавдина в 321 году), одного из основных руководителей Союзнической войны, присоединившегося к режиму Мария и Цинны; раб представился поклоняющимся богине Бел лоне, от имени которой обещал Сулле успех и победу в войне, но добавил, что нужно действовать быстро, если тот хочет достичь Рима прежде чем загорится Капитолий. И когда несколькими неделями позже, 6 июля, Капитолий был полностью разрушен огнем, предсказания раба вспомнились и получили впечатляющее подтверждение.