Тогда Луций Валерий Флакк назначил на эту должность Луция Корнелия Суллу. Последний возвратился в Рим, чтобы облачиться в знаки своей магистратуры, и первым актом своей новой должности придал себе начальником кавалерии Луция Валерия Флакка. Принимая во внимание роль, которую играла эта личность во времена, когда Марий и Цинна имели власть (это было в 86 году, когда он был назначен главным сенатором), это назначение Суллы — который в то время был окружен достаточно представительными и преданными сторонниками, чтобы стать хорошим начальником кавалерии — имело смысл, который не должен был ни от кого ускользнуть: доверенная ему диктатура будет магистратурой примирения. Немедленно организованные выборы для назначения на различные магистратуры (возврат к законности должен означать приведение в действие колесиков государства) подтверждали это впечатление: конечно, на важных постах необходимо определенное число сторонников: Гней Корнелий Долабелла был выбран консулом, Луций Фуфидий, Квинт Лутаций Катулл, Секст Ноний Суфенас (племянник Суллы) были назначены в претуру; другим консулом был Марк Туллий Декула, бывший во времена Цинны, вероятно, претором. Осуществлять претуру были назначены Марк Эмилий Лепид, другой Гней Корнелий Долабелла (кузен консула) и Гай Папирий Карбон — все это личности, о которых известно было, что они имели связи с бывшими властями предержащими. Немногим более чем через месяц после кровавой победы у Коллинских ворот Рим, казалось, вступил на путь объединения.
И правда, ничто не должно было прервать этот процесс «нормализации» политических отношений: вся ответственность за волнения теперь была возложена на проскрибированных, и так как было сделано все, чтобы стереть их с лица земли, так же, как и в мире мертвых, и чтобы придать их забвению, не было никакой помехи к возврату гармоничного функционирования институтов. Впрочем, именно по этой причине закон Корнелия о врагах государства стал одним из первых распоряжений, которое диктатор предложил на голосование комиций: непременно нужно было быстро урегулировать вопрос. Он дополнил эти меры освобождением десяти тысяч рабов, принадлежавших проскрибированным: так как они стали в некотором роде его собственностью и так как ему они были обязаны своей свободой, то взяли его имя — Луций Корнелий; некоторые из них сохранили свои имена как прозвища. Эти десять тысяч новых граждан были введены в избирательные единства и организовались еще в одну «коллегию», то есть политико-религиозную ассоциацию, которая просуществовала еще двадцать лет после исчезновения диктатора: почетная запись в память об их хозяине, найденная в Минтурнах, аттестует их деятельность. В связи с некоторыми событиями, произошедшими в последующие десятилетия, встречаются то те, то другие. Первым, о ком сохранилась память, является живописная личность, на которую хотел обратить внимание судей Цицерон, защищая Секста Росция из Америи, обвиненного в отцеубийстве. Луций Корнелий
Хризогон был в самом деле заметным благодаря роскоши, в которой он жил, и политическому влиянию, которое он желал иметь. Владелец роскошного жилища (здесь Цицерон определенно преувеличивает) на Палатине, где он собрал ковры, чеканные серебряные изделия, бронзу из Коринфа, купленные, в основном, в момент распродажи конфискованного имущества, он имел важный вид, когда с хорошо уложенными и испускающими аромат волосами шел по Форуму, сопровождаемый группой клиентов — римских граждан, без сомнения, падких до крох от его состояния. Он совершил оплошность, позарившись на имущество Секста Росция-отца, когда последний был убит в результате того, что был проскрибирован. Но когда люди из Америи узнали, что один из их почетных сограждан, пылкий приверженец Суллы, возможно, был проскрибирован, они направили делегацию к Сулле, находившемуся перед Волаттерами в Этрурии: Хризогон употребил все мыслимые средства, чтобы помешать этим людям пойти и рассказать свою историю Сулле, и пообещал, что вернет имущество, которое еще не было продано. Молодой Цицерон воспользовался этой зацепкой, чтобы политизировать дело, не имевшее никаких оснований таковым являться: он обвинил (принцип Qui prodest) сулланских рвачей вообще и Хризогона в частности в организации западни, стоившей жизни богатому всаднику из Америи, однажды вечером возвращавшемуся с одного обеда в городе. И таким образом он вырвал оправдательный приговор своему клиенту.