Слуга кивнул и проговорил вполголоса:
– Я слышал одну притчу…
– Что?
– Притчу.
– Ах, притчу! Я что-то не разобрал… Понятно – притчу. Дальше?
– Эта притча, – сказал Эпикед, – египетская.
– Ого!
– Египетская. Да, да. Я имею в виду тот самый Египет. Который наши ученые называют Древним.
– Все. Теперь ясно. Слушаю, Эпикед.
– Говорят, что некий князь в давно прошедшие времена задумал сделаться богом.
– Кем? Кем? – нетерпеливо спросил Сулла.
– Богом.
– Как это – богом?
– А так.
– Разве человек может стать богом?
– Говорят, что – да. Египтяне так говорят… Задумать-то он задумал. Но задуманное, как это бывает обычно, не так-то просто осуществить. И князь начал ломать голову… На ту пору явился к нему кудесник. Пришел прямо из пустыни. Ведь там, в Египте, – пустынь сверх всякой меры. Этот кудесник, по-нашему – прорицатель, и говорит князю: «О чем тужишь, князь?» – «Хочу, говорит, быть богом…» Кудесник вовсе не удивился этому. На своем веку многое натворил: одних обратил в крокодилов, других – в гиппопотамов, третьих – в пирамиды. С богами пока что не приходилось иметь дело. Ибо не встречался ему человек, который задумал бы нечто подобное. И кудесник научил того князя. И князь сделался богом.
Эпикед умолк.
– Ну? – нетерпеливо сказал Сулла.
– Всё.
– Как всё? А самое главное?
– Главное?
– Ну да! Каким путем князь достиг своего? Что присоветовал ему кудесник?
– Кудесник? Ничего особенного…
– А все-таки?
– А как думаешь ты, Сулла?
– Я? – Сулла подумал. Но не догадался. И признался в этом.
– Ничего особенного. – Эпикед беззвучно рассмеялся. – В том-то и дело, что путь этот прост. И доступен человеку.
– Ты задаешь мне загадку, Эпикед.
– Ничуть.
– Так открой же мне тайну этого кудесника.
– Изволь. – Эпикед приблизил уста к уху своего господина. – Кудесник сказал: «Есть у тебя помощники?» Князь сказал: «Есть». – «Их много?» – «Ровно семижды двенадцать». – «А сколько народу живет в твоем царстве-государстве?» – «Пять миллионов». – «Что больше, князь: пять миллионов или семижды двенадцать?» Разумеется, князь ответил безошибочно. «В таком случае, – сказал кудесник, – сними голову». – «С кого?» – воскликнул князь. «С твоих помощников. Найдешь себе других. И тогда те же пять миллионов признают в тебе бога. Они убоятся твоего гнева сильнее, чем гнева Осириса…»
Сулла спросил:
– И князь послушался?
– Да.
– И сделался богом?
– Да.
– Те пять миллионов затрепетали в страхе, Эпикед?
– Разумеется!
– Удивительно! – Сулла почесал затылок.
– Ничего удивительного, Сулла. Проще простого, Сулла.
– Ты думаешь?
Сулла искоса поглядел на слугу, чтобы определить получше: много ли веры полагать словам его. Откуда взял этот Эпикед странную притчу? На самом ли деле она из Египта? Там сейчас только прекрасные овощи и никаких богов! Но прежде, говорят, бывало…
– Послушай, Сулла, что бы случилось, если бы ты слегка подтолкнул этого Цинну?
– Как это подтолкнул, Эпикед? – возмутился Сулла.
– Не горячись, господин мой. Не горячись… Тебе не нравится слово «подтолкнул». Ладно. Заменим другим. Скажем так: если бы ты ему помог спрыгнуть?..
– Кому? Цинне?
– Да!
– Откуда?
– Со скалы.
– Я об этом не подумал, Эпикед. Я позвал его для беседы.
– Можешь не врать. По крайней мере, мне.
– Вру, – сознался Сулла.
– Так я и знал!
Сулла уронил голову на руки. Закрыл веки. Засопел. Ход мыслей этого Эпикеда ясен. Действительно, не стоит все усложнять. К чему клятвы? Выборы консула? Тарпейская скала все решает значительно проще. Быстрее. Вернее…
Сулла поднял глаза на слугу, тот торжествовал. Зловещая улыбка сияла на его щербатом лице. Глаза метали победные стрелы. И он смотрел на господина сверху вниз. Должно быть, как кудесник на того самого князя.
Сулла понемногу приходил в хорошее настроение. Пятерней расчесал редкие волосы. Спросил:
– А ты не кудесник, Эпикед?
– Я? Нет.
– Кто же кудесник в таком случае?
– Ты, Сулла!
– Я? – Сулла привстал.
– Да, ты. Это ты подсказываешь мне верный образ действий. Я читаю в тебе таинственные, недоступные другим мысли. Вижу тебя насквозь. Ты – финикийское стекло. Моя обязанность сообщать тебе то, что вижу, что читаю в тебе, в твоих глазах.
– Да? – кратко вопросил Сулла. – Ну что ж, может быть, может быть…
11
К о р и н н а. Это ты, Децим?
Д е ц и м. Я, дорогая.
К о р и н н а. Поздно уже. Темно совсем. Сиди, сиди там, не прыгай.
Д е ц и м. Я же на мгновение. Чтобы взглянуть на мою ненаглядную…
К о р и н н а. Это я – ненаглядная?
Д е ц и м. А кто же еще?
К о р и н н а. Лестно. Твоя любовь прямолинейна, словно гипотенуза в треугольнике Пифагора.
Д е ц и м. Чего? Я не пойму ученой премудрости. И модные словечки не для моего уха.
К о р и н н а. Ты просто не расслышал. Это потому, что ты сидишь на ограде.
Д е ц и м (укоризненно). Ты же сама запретила прыгать в сад.
К о р и н н а. Это верно.
Д е ц и м. Может, не приду к тебе больше…
К о р и н н а (едва скрывая радость). Правда?
Д е ц и м (огорченно). Да, Коринна. Ведь я воин все-таки, и мое место на поле боя. Мы уходим на Восток. Нас ведет великий Сулла. И мы победим!
К о р и н н а. Не кричи так громко, Децим. Ведь ты не в военном лагере.
Д е ц и м (виновато). Это верно. Но, Коринна, привычка… Понимаешь? Привычка.
К о р и н н а (вздохнув). Понимаю.
Д е ц и м. Не сегодня-завтра мы уйдем…
К о р и н н а (равнодушно). Куда?
Д е ц и м. Это военная тайна. Но, вероятно, сначала в Брундизий. Оттуда отплывем в Диррахиум. А вот что будет после – настоящий секрет. Я и сам того не знаю.
К о р и н н а (зевая). Я буду вспоминать тебя…
Д е ц и м (разочарованно). Ты зеваешь, Коринна?
К о р и н н а. Извини меня. Я дурно спала ночь.
Д е ц и м (с тайной надеждой). Думала?
К о р и н н а. Да.
Д е ц и м (умоляюще). О ком, Коринна? Ну, о ком?
К о р и н н а (помолчав). О нас с тобою.
Д е ц и м. Эвоэ! Я так и подумал.
К о р и н н а. О том, что ты уйдешь очень скоро. Далеко, далеко.
Д е ц и м (решительно). Но я вернусь. С победой! Со щитом! Я женюсь на тебе! Ты будешь моей! (Вдруг свалился со стены.)
К о р и н н а. Децим!
Д е ц и м. Ох!
К о р и н н а. Ты жив?
Д е ц и м. Кажется. (Охнув, снова взобрался на каменную ограду.) Я просто так не умру, Коринна. Вот увидишь, я вернусь! Но берегись: изменишь – убью тебя и его! Поразмышляй над моими словами. Времени у тебя будет вдоволь.
К о р и н н а (устало). Хорошо.
Д е ц и м. А теперь – прощай!
К о р и н н а. Будь храбр. Не бойся врага. Иди первым в атаку! Думай обо мне! Пригнись, я поцелую тебя на прощанье. (Целует его.)
Д е ц и м (растроганно). Прощай! Лучшего напутствия я и не ожидал! До встречи на этом же месте!
12
Консулом был избран Луций Корнелий Цинна. Сулла горячо поздравил его. Чем поразил римлян. Как своих друзей, так и недругов. Мало осведомленных во всех подробностях взаимоотношений Цинны и Суллы. Как друзья, так и враги полководца удивлены великодушием его. А враги, скорее, подавлены: уж очень ловким оказался этот Сулла. Сущим болваном выглядит во всей этой истории Цинна. Неужели он не понимает, что играет на руку Сулле, своему врагу? Это просто удивительно, непостижимо. Какая безнравственность! Какое падение чести! Какой союз добра и зла!
Все это людям здравомыслящим казалось противоестественным. Еще бы! Друг другу подали руки заклятые враги! На какой основе состоялось примирение, ежели оно вообще состоялось? Правда, второй консул будто бы неплохо относится к Сулле, даже сочувствует ему во многом, готов идти с ним в ногу. Но разве это выход из положения? Противоборствующий Цинна – большая политическая сила.