29.
Ибрагим застегнул последнюю пуговицу кафтана, которая непростительно душила его. Будто бы сам Всевышний предупреждал его об опасности. Что было лучше: отсидеться в безопасном месте до возвращения султана или же принять смерть, но знать, что предпринято все, что можно было предпринять. Паша знал, что не сможет служить никому, кроме султана Османа, поэтому не боялся. Либо он будет преданным другом и рабом Османской империи, либо... останется позором. Проведя руками по кафтану, он проверил печать, поправил кольцо на мизинце, обернулся на янычар и Шахира-агу. Тот не знал что делать, как отговорить или помочь паше. Оставалось лишь ждать и молиться. Достав кинжал, который Шахир и хотел передать паше, он покрутил его в руке и сделал пару шагов навстречу к Ибрагиму.
— Вам понадобится «помощник» в случае, если Совет прикажет схватить вас.
— Шахир-ага... я ценю твою преданность Повелителю и империи, но... — Ибрагим бросил взгляд на двери покоев, затем нахмурился и выпрямил спину. — Но если Совет прикажет меня схватить и казнить, то избежать наказания не получится. Пока Повелителя здесь нет, все подчиняются приказам Орхан-бея.
— Но...
— Нет, Шахир-ага. Мы будем действовать прежде всего словами и... не будем крысами. Это не наши обычаи. Лучше моли Всевышнего, чтобы мы выиграли и эту... битву. — Ибрагим похлопал евнуха по плечу, взглянул на янычар, молча кивнул, еще раз проверил печать и покинул свои покои.
Он шел по коридорам и вспоминал о том, как еще до военного похода, гордо шагал на Совет, зная, что его слово будет важным для Повелителя. Его не посмеют перебить или высмеять. Он был Великим визирем Османской империи, и в него верили. Нельзя было сдаваться. Это неправильно. Нужно сделать все, чтобы защитить империю и выстоять перед гнётом обманщика. Чем ближе Ибрагим подходил к Совету, тем сильнее сжималось его кулаки. На мгновение пришла мысль о том, что нужно было взять кинжал у Шахира, но Ибрагим сразу же отмахнулся от этой мысли. Не мог он проявить слабость, он должен добиться правды и справедливости. Многие, кто состоял в Совете клялись султану Осману в верности, и Ибрагим не мог поверить, что их клятвы были ничем иным, как ложью. Не могли они лгать глядя падишаху в глаза.
Замедлив шаг, паша задумался, что если его ждет смерть за дверями Совета? Он готов отдать жизнь за своего Повелителя, но умирать совсем не хотелось. Страх поселившийся в глубине души с самого начала похода не давал паше покоя. Он поймал себя на мысли, что Смерть где-то рядом с ним. Она ходила за ним по пятам, пыталась ухватить. В прошлый раз она хватала его за плечо, и оно до сих пор саднило, но что если он сам шел в ее объятия?
— Смерть не любит отважных! — усмехнулся Ибрагим, расправив плечи и вновь ускорил шаг.
Чем больше времени он копался в мыслях, тем сложнее ему давался каждый шаг, поэтому ему нужно было собрать все силы в кулак. Нельзя бояться. В его глазах должна быть ярость, огонь и вера... Вера в помощь Всевышнего, в своего Повелителя, в Империю и в свои силы. Когда-то покойный султан Ибрахим поверил в него, в мальчишку шестнадцати лет, который умело вел дела, прекрасно читал карты и знал множество иностранных языков, и теперь пути назад не было. Ибрагим-паша должен доказать, что вера в него не была напрасной. Он выстоит, докажет и убедит всех в том, что Орхан-бей – завистник, мечтающий любой ценой заполучить престол отца.
— Откройте! — твердо произнес Ибрагим-паша, остановившись у дверей ведущих в зал Совета.
Янычары переглянулись. Они прекрасно знали Ибрагима, но боялись, что ярость Орхан-бея от невыполнения приказа обрушится на них. Паша прекрасно понимал это. Знал, что творилось в их душах. Они боялись, не знали кому подчиняться теперь.
— Открывайте, если вы все еще верны султану Осману, выполняйте приказ. Он жив, и совсем скоро вернется. Верьте мне! — спокойно проговорил Ибрагим, после чего достал из кармана печать Великого визиря. — Пока печать все еще со мной – вы в праве выполнять мои приказы. Не бойтесь Орхан-бея, он лжец!