Осман сидел, читая молитву, когда услышал голос Гульгюн-калфы. Он открыл глаза и увидел перед собой растерянную женщину. Она опустилась на колени, взяла мать мальчишки за руку и прикрыла глаза.
— Позовите лекарей! — строго произнесла она, махнув рукой девушкам, что стояли позади, а затем перевела взгляд на шахзаде. — Мне очень жаль.
— Мы не можем препятствовать воле Аллаха. – Произнес мальчишка, продолжая поглаживать мать по волосам. — Он пожелал видеть ее, и она повиновалась. Не стоит долго горевать и лить слезы. Она ушла в мир, где нет боли и несчастий. Там ей будет лучше.
Осман снял тюрбан, положил на него голову матери и поднялся на ноги. Завидев бегущих лекарей, он молча кивнул Гульгюн-калфе и быстрым шагом направился во дворец. Чем дальше он уходил, тем сильнее чувствовал пустоту и одиночество, заполняющее его душу. Ему было тяжело дышать, он хмурился и хотел поскорее спрятаться от всех, но его не оставляли. Нурбахар шла позади него, не упуская его из виду. Она хотела поговорить, может быть поддержать или что-то спросить, но Осман был не в состоянии. Боль, которую он чувствовал, не была похожа ни на любую другую.
Зайдя в покои, мальчик взглянул на проходившую мимо Нурбахар и закрыл двери. Значит она не шла за ним? Может она еще не знала ничего? Что будет, когда о случившемся узнает отец? Ноги перестали держать его, и мальчик упал на колени. Все то, что он говорил Гульгюн-калфе – ложь. Он будет оплакивать свою мать, но никто об этом не узнает. Никто и никогда не узнает о том, что будущий Повелитель, грустит. Он должен быть сдержанным и подавать пример всем вокруг, но как держать себя, если это так сложно? Сжав руки в кулаки, мальчишка поднялся и сделал глубокий вдох.
«Я – шахзаде Осман, будущий падишах Великой Османской империи. Я не должен показывать свои переживания. Должен быть сильным и благородным, как мой отец – султан Ибрахим-Хан. Боль никуда не денется, она будет со мной на протяжении всей моей жизни, но я выстою и справлюсь со всем. И да поможет мне Аллах!» — Проговаривал Осман, смотря ровно перед собой, в то время как глаза застилала пелена слез.
Двери в покои раскрылись, и шахзаде, сделав глубокий вдох, обернулся, видя перед собой отца. Ему показалось, что султан внезапно постарел. Боль искажала его лицо, но глаза оставались такими же холодными, какими были всегда. Он смотрел на сына, видел скорбь на мальчишеском лице и ему это не нравилось. Не нравилось, что его сын не может достойно принять смерть ближнего.
— Шахзаде должен оставаться хладнокровным. Если кто-то во дворце увидит тебя со слезами на глазах... какие разговоры пойдут? – строго проговорил султан, хмурясь.
— Я впервые видел смерть, и я принял ее достойно, отец.
— По-твоему это достойно? – его пальцы прошлись по щеке шахзаде, растирая слезы. — Умей скорбеть, но не вздумай пускать слез.
— Что со мной будет? – спросил Осман, зная, что теперь он принадлежал самому себе, но у отца на него были другие планы.
— Лале-султан заберет тебя к себе. Она научит тебя всему, а как только ты подрастешь – вернешься домой.
Мальчик пошатнулся, но не сказал ничего, лишь кивнул и поклонился султану. Он понимал, что тяжело это только сейчас, но со временем боль утихнет, и он поймет насколько прав был отец, отправляя шахзаде во дворец Лале-султан.
Сборы были быстрыми, и Осман злился, что прощание с матерью пройдет без него. Он не сможет увидеть ее в последний раз, не сможет прочесть молитву, и эти мысли не давали ему покоя. Если бы он жил, как та девчонка за стенами дворца, он мог бы сбежать. Дети бедняков – беспризорники и грешники, какими не могут быть дети падишахов.
В дверь постучали, и Осман тяжело выдохнул, приглашая войти того, кто так желал встречи с ним. Нурбахар прошла в покои, поклонилась шахзаде и глубоко вздохнула.
— Что ты хотела? У меня нет времени на пустую болтовню, Нурбахар.
— Позвольте попрощаться с вами... Матушка сказала, что вас увозят из дворца... для меня этот день будет таким же скорбным, как и для вас.
— Нурбахар, – Осман нахмурил брови и выпрямил спину, намереваясь хотя бы в последний день высказать все то, о чем так долго молчал. — Ты никогда не станешь фавориткой! Скоро у меня будет свой гарем и твое место там будет самым крайним. Мне жаль об этом говорить, но тебе лгали, говоря о том, что как только ты вырастешь – станешь фавориткой, родишь шахзаде и станешь Нурбахар-султан. Такого не будет!
Девочка смотрела в пол, не моргая. Осман видел, как по ее щеке скатилась слеза, но считал, что сделал все правильно. Она должна была узнать о его чувствах, чтобы не жить в неведении и мечтах. Теперь шахзаде мог со спокойной, но израненной душой покинуть дворец султана Ибрахима. Покинуть лишь на время.