— Непредсказуема? Это плохо, — прорычал Гарри. — Впрочем, все женщины таковы. А профессоров — мужчин ты не знаешь?
Алек нахмурился.
— Что за черт, Гарри, я предлагаю тебе отличный готовый вариант. Хочешь другого профессора, так сам его и доставай.
— Пожалуй, мне лучше самому приехать, — сказал Гарри. — Вылечу вечером. Держи ушки на макушке и до моего появления сосредоточь свои усилия на женщине.
— Запросто, — отозвался Алек. — Она определенно стоит любых усилий.
Зеленый зал, как обнаружила Денни, оказался залом ресторана, где каждая кабинка была отделена от другой изящной медной решеткой, увитой медными же листьями плюща.
Денни без особого труда отыскала Дженис Мередит, поскольку в это послеобеденное время ресторан был практически пуст. Она скользнула в соседнюю кабинку и устроилась в кресле, искоса поглядывая сквозь решетку на беседующих женщин.
Одна из собеседниц, миниатюрная старая леди с тугими подсиненными локонами, вся так и светилась добродушными ямочками; вторая, быстроглазая, с благородной серебристой сединой, излучала энергию; и, наконец, третья — та, что сидела спиной к Денни. — с короткой стрижкой и светлыми «перышками» на концах темных прядей — словно сошла сюда с королевского трона. На всех троих были дорогие костюмы и дорогая косметика; все трое выглядели как нельзя более удачливыми и преуспевающими. Денни была знакома лишь дама с элегантной короткой стрижкой. Дженис Мередит.
— Ты действительно в порядке, Дженис? — спрашивала энергичная особа. — С нами-то тебе ни к чему изображать святую мученицу.
— Ни сейчас и никогда прежде я не изображала из себя мученицу, Виктория, — ответила Дженис Мередит. — Были, конечно, у меня времена и получше, но все равно все в порядке. Умер всего лишь мой брак, а не мой ребенок.
— Вот это правда, — кивнула дама с голубыми локонами. — Как там Мэгги?
— Я понимаю, что речь всего лишь о браке, но от боли никуда не денешься, — сказала Виктория. — Мне ли этого не помнить.
— Ну что тебе сказать? Испытывать боль — это лучше, чем не испытывать ничего, — отозвалась Дженис. — По-своему это даже хорошо. Думаю, мне все слишком легко давалось.
— А Чарльз-младший? Как Чарльз-младший? — тараторила третья подруга.
— Прекрати, Трелла, — бросила ей Виктория. — Тут дело серьезное. Послушай, Дженис, не пытайся представить все это необходимым жизненным опытом. Женщинам в нашем возрасте подобный опыт уже ни к чему.
— А вот и нет, — сказала Дженис. — Нам необходимо рисковать, бросать вызов судьбе, в противном случае застой неизбежен. А в нашем возрасте — тем более. Не думаю, что виновата в разводе…
— И то слава Богу, — буркнула Виктория.
— Так уж случилось, — беспомощно вставила Трелла.
— …но и чтобы спасти наш брак, я тоже не слишком-то много предпринимала. Мне было хорошо и удобно. И я потеряла бдительность.
— Здесь нет твоей вины, — начала Виктория с едва сдерживаемым гневом в голосе.
— И поэтому я считаю, что все к лучшему, — почти безмятежно продолжила Дженис. — Для меня это как призыв проснуться. Я делала лишь то, что легко. Я выбирала только проторенные пути. Мне необходимо ощутить вкус риска, даже потерпеть неудачу. Я абсолютно уверена, что, если ты время от времени не терпишь поражения, значит, ты ничего не делаешь. Поражение говорит о том, что ты по крайней мере живешь. Движешься вперед. — Склонив набок голову, она взглянула на Викторию. — Я намерена и впредь терпеть поражения. И добиваться успеха, причем гораздо чаще. Со мной все будет отлично.
— Самое худшее в нашей дружбе то, что за тобой невозможно угнаться, — сказала Виктория. — По сравнению с тобой я чувствую себя какой-то никчемной. Разумеется, ты права, но, признайся, разве где-то в глубине души тебя не мучит желание кастрировать Чарльза Мередита тупым ножом?
— Ну, Виктория, как ты мо-ожешь! — жалобно протянула Трелла.
— Может, сменим тему? — предложила Дженис, похлопав Треллу по руке. — Как поживают внуки, а, Трелла?
В соседней кабинке Денни, утонув в глубоком кресле, уставилась в пространство. «Вот оно, мое интервью», — думала она. Гвоздем его и станет цитата о риске в жизни. Любая другая женщина сломалась бы под грузом того, через что сейчас вынуждена пройти Дженис Мередит. Но только не она. Дженис готова рисковать снова и снова. Она в самом деле потрясающая женщина. Что ж, с этой секунды Денни будет следовать ее примеру и идти на риск.
А начнет она с самого что ни на есть рискованного шага: она обратится к Дженис Мередит.
Денни дождалась, пока три дамы поднялись из-за стола и расстались у дверей ресторана, а потом шагнула вслед за Дженис к лифту. Остановив рукой уже закрывающиеся двери, проскользнула внутрь и одарила изумленную Дженис своей самой очаровательной улыбкой.
— Профессор Мередит, — сказал она, протягивая руку. — Я Денни Бэнкс. Если бы вы знали, как я счастлива с вами познакомиться. Я в восторге от ваших книг!
— Благодарю. — Дженис Мередит осторожно прикоснулась к ее руке — и тут же убрала ладонь.
— И поэтому мне бы очень хотелось взять у вас интервью, — сказала Денни. — Я случайно услышала вашу беседу в ресторане…
Маска холодной вежливости Дженис мгновенно превратилась в ледяное презрение.
— …и считаю все, что вы сказали, крайне важным, — заторопилась Денни. — Мне кажется, что вам много есть что сказать женщинам, оказавшимся в вашей ситуации…
Ее визави отступила на шаг, и Денни заговорила еще быстрее.
— …и я бы почла за честь стать тем журналистом, который…
— Мисс Бэнкс, — сухо произнесла Дженис Мередит. — Если я пожелаю сделать заявление, то я его сделаю. И должна добавить, что темы для своих статей достойные журналисты не подслушивают в замочные скважины.
— Нет-нет! — замахала руками Денни. — Тему я знала раньше. Я вас искала. На эту конференцию я приехала специально, чтобы встретиться с вами. Встретиться и получить это интервью.
Она умолкла, заметив, что лицо ее собеседницы стало белым как мел.
— Значит, все уже вышло наружу, — прошептала Дженис. — Все знают.
— Нет-нет, — повторила Денни, на этот раз чуть ли не в отчаянии. — Знаю только я, потому что именно я брала интервью у Талли Гэмбл, и…
— И вы хотите сделать сравнительное интервью со мной? — Ледяная глыба неожиданно вспыхнула как факел. — Нет! Ни за что на свете, вы поняли меня?
— Да нет же… — начала было Денни, но тут двери лифта открылись, и Дженис Мередит выскочила из кабинки. От ярости она была глуха к любым уговорам.
Денни прислонилась спиной к стенке лифта и закрыла глаза.
Ничего не получилось. Она чувствовала, как внутри ее поднимается паника, и твердила про себя, что нужно успокоиться. В этом и состоит риск. Это всего лишь отказ, но пока еще не поражение. Необходимо просто-напросто проанализировать, что же она сделала не так.
Ну, во-первых, ей не хватило красноречия. Она привыкла к людям, которые сами хотели поговорить с ней, умирали от желания расписать ломившиеся от блюд столы на своих юбилейных торжествах. Нужно было быть более убедительной. Во-вторых, следовало бы догадаться, что сдержанностью Дженис Мередит пусть отчасти, но пытается скрыть жестокую душевную боль. Нужно было быть более тактичной. И, наконец, самой большой глупостью было наброситься на нее в лифте. «С этого момента начинай шевелить мозгами!» — приказала себе Денни.
Что ж, ладно. Придется подождать, пока ученая дама успокоится, прежде чем появится хоть малейшая надежда приблизиться к Дженис. И даже тогда это будет очень непросто. Нужно будет как-то убедить ее в своей искренности. Нужно будет как-то показать Дженис Мередит, что перед ней не гоняющийся за сенсацией журналист и сочувствующий слушатель. Ясное дело, она не станет беседовать на такую деликатную тему с кем попало. Пусть даже Дженис заявляет о готовности ступить в новую, полную риска жизнь… все равно это не означает, что раны прежней жизни перестали кровоточить.