– Привет.
Услышав ее голос, он даже вздрогнул. Прошло всего два дня, а кажется, она повзрослела.
– Как дела, малыш? Хорошо провела время у Макмалленов?
– Да. Я стала выше Аделайн, но она играет на фортепьяно лучше меня. Когда ты приедешь домой?
– Сегодня вечером я уложу тебя в кровать и подоткну одеяло. Мы проведем вместе почти весь уик-энд. Мне жаль, что я не видел тебя вчера. Много чего произошло.
– Хорошего или плохого?
– Главным образом хорошего. Да, я бы сказал, очень хорошего.
– Ты на самом деле уволил Пола? Он собирает книги и вещи, но говорит, что не может уехать, пока ты не вернешь его машину. Зачем ты ее взял?
– Это длинная история. Я все тебе расскажу, когда вернусь домой. У меня есть для тебя кое-какие новости, но хочу рассказать про это лично. Мне пора идти, детка. Можешь сказать бабуле, что я звонил, а больше ничего, ладно? Я должен сам поговорить с ней.
– Хорошо. Я люблю тебя, папа.
– И я тебя, малышка.
После разговора с дочерью он совершил набег на холодильник и вернулся в постель к Рейн.
Глядя на нее, Мейсон понял, что испытывает сейчас нечто большее, чем физическое желание, заполнившее прежнюю отвратительную пустоту. Рейн принесла свет и любовь в его жизнь, когда он уже перестал верить в подобную возможность. У нее талант давать и брать всем сердцем, с юмором относиться к жизни, а это редкий дар, более ценный, чем все капиталы Викершемов.
Он уткнулся носом ей в волосы и впервые за столько лет ощутил надежду, мир показался ему прекрасным. Благодаря Рейн все будет в порядке: «Александр индастриз» и Сэм. Все прекрасно. Он презирал колдовство, но теперь оказался перед необходимостью благодарить мать и сестру за то, что они поработали над своим зельем.
– Ты позволил мне заснуть, ты… – Рейн, соблазнительная в своей наготе, бросилась к шкафу. – Сейчас я позвоню миссис Джонсон, попробую сохранить работу.
– Не спеши. Я позаботился об этом. – Он рассказал о звонке.
– Миссис Дж. не имеет ничего против, но парни из моей команды – другой вопрос.
– В понедельник ты можешь показать им свое обручальное кольцо.
– О, это здорово поможет им догадаться, как мы работали над Проектом. – Рейн надела белые трусики с глубоким французским вырезом, и Мейсону захотелось скользнуть пальцами под кромку.
Он подошел к ней сзади, потворствуя своей прихоти. С сегодняшнего дня и всегда он может потворствовать с Рейн всем своим любовным прихотям. Мейсон прижал ее к себе, моментально ощутив желание, правда, уже менее отчаянное. Это тоже хорошо.
– Не важно, о чем они догадаются. Сегодня все твое время принадлежит мне, и я намерен получить то, что стоит моих денег. Идем. – Мейсон подтолкнул ее к кровати. – Ты сказала, что хотела бы попробовать это, когда выспишься.
В полном сознании и при некоторой приятной лености после бурной ночи это оказалось даже лучше прежнего:
Они вылезли из постели только после трех, и пока Мейсон был в душе, Рейн доказывала наличие кулинарных способностей, готовя бисквиты из ничего, , взбивая яйца с ветчиной и единственным зеленым перцем, который не окончательно умер в холодильнике.
– Надеюсь, ты приготовила много, – сказал Мейсон, застегивая рубашку. – А то у меня ничего не было во рту после тех бутербродов с арахисовым маслом.
Рейн посмотрела на сковороду и разбила туда два последних яйца.
– Кто узнает первым? – спросила она.
– Саманта, – без колебаний ответил Мейсон. – Потом мать и Миранда.
– А Каролина? Разве не она должна быть первой?
– Формально да, – сказал он. – Но возможно, мне понадобится тактическая поддержка, чтобы объясниться с ней и Ангусом. В злобе она способна кастрировать меня.
– Нет, теперь это мои игрушки. – Рейн продемонстрировала, как она готова защищать свою собственность.
Мейсон отвел ее руку на безопасное расстояние.
– Не начинай того, что не собираешься закончить.
– Не смейся. Как бы то ни было, после Каролины я звоню в Бемиджи. Мне не терпится сообщить родителям.
– Мы слетаем туда через пару недель. Я хочу с ними познакомиться.
– Не только с ними. С братьями, сестрами, кузенами. У нас большой клан, я единственная, кто далеко уехал от дома.
– Чему я очень рад.
Они съели все с таким же аппетитом, как недавно удовлетворяли друг друга. Затем Рейн отправилась в душ, а Мейсон проверил свой автоответчик и зашел взглянуть на нее. Она уже собрала влажные волосы в узел, надела облегающее пепельно-розовое платье и теперь делала макияж.
– Ты похожа на шербет, – сказал он, вытаскивая из кармана сложенный галстук.
– Специалисты по цвету утверждают, что розовый делает человека приятным для глаза.
– Ты и без того приятная. Даже моя мать считает тебя приятной, хотя не думает, что я должен на тебе жениться. Но и это переменится, когда она узнает, что я действительно влюблен в тебя, а не пал жертвой ее не туда направленного волшебства.
Рейн замерла с помадой в руке.
– Мы сумасшедшие, да? Мы знакомы всего две недели, и если их зелье действительно…
– Ничего оно не сделало, – твердо заявил Мейсон. – Я еще могу признать, что фен шуй где-то на грани возможного, но колдовство… Никогда. Или ты другого мнения?
– Нет. – Рейн закончила красить губы. – Все в моей жизни должно измениться. Никакой миссис Перлмуттер. Никакой игры в мяч. Никаких детей в переулке. Я уверена, брак с тобой – правильный шаг. Ведь если я сейчас посмотрю на потолок, то что увижу? Покойного президента.
– Кого-кого?
– Смотри, трещина образует профиль Авраама Линкольна.
Мейсон посмотрел:
– Черт, ты права. Рад, что не знал этого два часа назад. Честный Эйб и секс… – Он вздрогнул. – В голове не укладывается. Ты готова? Я хотел бы сделать по пути остановку.
Вообще-то ювелирный магазин был совсем не по пути, зато Мейсон сполна насладился восхищением Рейн. Хотя бы ради этого стоило сделать крюк. Они выбрали старинное кольцо с изумрудом и бриллиантом, которое понравилось ей больше, чем крупный бриллиант-солитер, предложенный хозяином. Кольцо было немного велико, но мастер поставил временную прокладку, обещав подогнать по размеру в понедельник.
Сидя в машине, Рейн отполировала кольцо о платье, затем посмотрела на свет.
– Оно мне так нравится, Мейсон. Большое спасибо. Ребенком я однажды выбрала себе в журнале кольцо и сказала маме, что когда-нибудь оно станет моим обручальным. Клянусь, оно было точно как это.
– И очень тебе идет.
Она вытянула руку, полюбовалась.
– Надо подумать, что делать с ним, когда я буду работать. Вдруг оно поцарапается или, не дай Бог, потеряется. Может, вешать его на цепочку?
Она говорила о свадьбе, медовом месяце, о прочих деталях будущего супружества, а Мейсон был занят репетицией собственной речи.
Охранник в воротах удивленно посмотрел на Мейсона за рулем японского чуда, но промолчал. Через несколько минут они свернули на подъездную дорожку и увидели длинный черный «Кадиллак».
– Гости, – сказала Рейн.
– Ангус, – ответил Мейсон. – Проклятие, ставлю двадцать пять к одному, что Каролина тоже здесь, и все с матерью на террасе.
– И что нам делать?
– Есть два варианта. Сообщить всем сразу и выдержать неприятную сцену или пообедать где-нибудь. Я могу поговорить с Каролиной завтра.
– По отношению к ней оба варианта справедливы, – сказала Рейн.
– Тогда не знаю. Она…
Из двери выбежала Сэм, увидела машину, завопила и замахала руками.
– Полагаю, число вариантов уменьшилось, – констатировала Рейн.
Когда они вышли, Сэм переводила взгляд с отца на Рейн и обратно.
– Папа, я сбита с толку. Каро сказала бабуле, что вы собираетесь пожениться.
– Каро отчасти права, – ответил Мейсон, потом взглянул на машину Ангуса и понизил голос, чтобы водитель не услышал: – Я женюсь. Помнишь, недавно я говорил, что ты первая узнаешь о своей мачехе? Так вот, ты первая, даже Каролина не знает.