— Но это же МЫШЬ!
Тут у Фелисити включается, как она сама выражается, внутренний софист, и она говорит:
— Какая мышь? У вас, что, там интернета нет? Ты посмотри, какие шубы из шиншиллы шьют и сколько эти шубы стоят. Ты когда—нибудь слышала, чтобы кто—то мышей носил?
Пауза.
— Гулливер носил.
Пауза. Щелканье.
— Чтооо?
Пауза. Видимо, происходит попытка совместить цену с зарплатой.
— Ты права, это не мышь. Тогда ладно.
Вот как важен в жизни грызуна статус.
Рабочий день
Заканчиваю программу. Иду за следующей. Беру. Запускаю файл. Прихожу в офис.
— Ребята… Посмотрите, тут звука нет.
— Не может быть. — говорит дежурный менеджер Дженни. — Какой номер файла?
— Вот.
Находит, запускает. Звука нет.
— Однако. Это, наверное, при закачке что—то не сработало. Ладно, я его вечером закачаю снова, а пока вот еще одна русская программа.
Беру. Запускаю файл. Смотрю. Прихожу в офис.
— Ребята, это вообще не русский.
— Как, не русский, не может быть… — говорят оба дежурных менеджера хором.
— Да сами посмотрите.
— Какой номер файла?
Смотрят.
— Да, — говорят, — действительно. А что это?
— По—моему, армянский.
— А ты не знаешь армянского?
— Нет.
— Совсем?
— Совсем.
— А, — голосом крыловской лисы, — если мы монтажные листы найдем?
(Вспоминаю предыдущий опыт.)
— Нет.
— С киргизского — да, с казахского — да, с якутского — да, а с армянского — нет?
— Ну переводчика с якутского в Австралии не найти, климат не тот, а переводчики с армянского есть.
— Ну ладно… У нас больше готовых программ нет. Возьми вот, тут файл с субтитрами для глухонемых, посмотри, что распознавалка там наработала.
Беру. Запускаю файл. Сверяю первые 15 минут. Иду в офис.
— Ребята…
По большевикам прошло рыданье.
— …там текстовой файл на 16 минуте кончается.
— Как кончается, не может быть!
— Э…
— Номер файла.
Смотрят.
— Ладно, вот тебе еще одна распознавалка. Будем искать хвост этого файла.
Беру. Запускаю видеофайл. Ищу текстовой. Иду в офис.
— Ре…
— ЧТО.
— Текстового файла вообще нет.
— Не… номер файла.
Смотрят.
— Знаешь что, к вечеру твоя программа загрузится — а ты иди домой, наверное. Тебе до конца смены всего ничего.
— Спасибо, — говорю.
— Да не за что.
* * *Фрэнсис Гринуэй, чертежник и строитель, как и многие из знаменитых австралийцев, прибыл на свою новую родину в хорошо упакованном виде.
На старой родине он успел отметиться так, что заработал себе смертный приговор, который потом заменили 14 годами каторги.
Принесло его в Сидней вовремя — губернатор Маквори как раз запускал свои строительные проекты и ему очень нужны были люди. А Гринуэй оказался прекрасным архитектором.
После того, как он построил сиднейский маяк, его каторжный срок изволил как бы испариться, и Гринуэй уже как свободный человек успел понастроить целый ряд замечательных зданий в колониальном и тюдоровском стиле, проесть печенку двум администрациям и наградить город несколькими курьезами. Например, сиднейская консерватория располагается в спроектированных им конюшнях губернаторского дворца. Дело в том, что Гринуэй несколько увлекся и, когда здание было закончено, стало ясно, что держать в нем лошадей… это некоторый перебор. Тем более, что в Лондоне посмотрели на проект самого дворца — и зарубили его к русалочьей бабушке, потому что не были уверены, что в колонии найдется нужное количество земли, и были точно уверены, что в колонии нет таких денег.
Но в 1837 пришла к нему разрушительница собраний, в 1901 Австралия стала независимой… завелась у нее и своя валюта. А на купюрах, соответственно, разнообразные местные знаменитости и культурные герои.
Вот так вот выглядела бумажная купюра в 10 долларов.
И пусть кто—нибудь скажет, что у австралийцев нет чувства юмора. В какой еще стране вы найдете на деньгах изображение человека, приговоренного к виселице за подделку?
* * *Мелочи:
кустодиевская купчиха, кровь даже не с молоком, а со сливками. Все на месте — блеск в глазах, румянец, стать, платье и даже шаль. На коленях — кошка. И не какой—нибудь облегченный вариант, а, кажется, норвежская лесная. Во всяком случае, на коленях в свернутом состоянии она умещается не вполне.
И все это несется по забитой людьми и машинами улице делового центра на скутере для инвалидов, проскальзывая в щели, лихо объезжая заторы и предупреждая зазевавшихся жизнерадостным «Pardon!» Кошка спит.