Иду, здороваюсь. Организм оценил меня — и пополз. На меня. И по мне.
Стою, ползет.
Служитель говорит:
— Слушай, у меня хвост кончается.
— У меня, вообще—то, я кончаюсь.
Потому что я уже по самые уши в питоне, а его голова качается где—то под левым локтем.
А группа уже сбежалась и всю эту радость фотографирует. И все бы хорошо, только одного товарища мой вид вдохновил — и он решил, что тоже так хочет. Подошел — и цоп.
А питон—то понимает только одно, что его силой с «дерева» ташшшат. И естественно что? Правильно, начинает цепляться. То бишь, вцепляться, в меня. Изо всех своих питоньих сил.
Ну тут служитель очнулся, отцепил деятеля от питона, питон сам сполз с меня…
Все хорошо. Кроме немножко ребер и, естественно, костюма.
Но это бы еще полбеды. А вот на следующем совещании, поймав недоуменный взгляд контрагентов, обращенный на мой пиджак всмятку, сердобольные клиенты тут же пояснили:
— Не беспокойтесь, это была гигантская анаконда.
И мне пришлось это переводить.
Коллега Марк Стоич утверждает, что ось зла существует. И существование это дано нам в ощущениях. Непосредственных и, увы, неистребимых. Ось зла от Марка тянется от сиднейской дорожной службы до лондонского метро. Поскольку именно в этих точках концентрируется, по его мнению, максимум возможного злобестолкового кабака. С ним особенно не спорит. Любой, кто оказывался на другой — и совершенно ненужной ему — стороне Сиднея из—за цепочки объездов, порожденной очередным строительством, подтвердит первую часть тезиса, любой, кто застревал в лондонском метро посреди нигде по причине потери сигнала, подтвердит вторую. И вообще, все знают, что геймановский Neverwhere — реалистический роман.
Но все же, так уж и ось?
— А как же Россия? — спрашивает Кристина Умеда—Леер, на отца которой российские дороги произвели почти летальное впечатление сначала в незабвенном 41, а потом в не менее незабвенном 93.
— А Россия, — важно отвечает Марк, — попала в зону интерференции.
Другу подарили энциклопедию оружия. Там, в числе прочего — пистолеты—пулеметы австралийского производства. Магазин в эти агрегаты вставляется сверху. Почему? Ну антиподы же.
Если вы меня спросите, как из этой штуки целиться, отвечу — хорошо. Все прицельные приспособления смещены влево.
В начале 20 века (хотели еще раньше, да война помешала) решили в городе Сиднее навести мост через Порт Джексон.
Планировали с запасом. Как раз тогда заложили сиднейскую подземку, и мост рассчитали на шесть полос и два пути. За образец взяли мост Врата Ада в Нью—Йорке. Рассчитали конструкцию, придумали подземные якоря… а городские власти смотрят на эту горбатую железяку, которая стоит буквально ни на чем (якоря—то в землю утоплены) и понимают, что живое существо на нее по доброй воле не пойдет. Страшно. Она ж от косого взгляда сама в себя сложится.
Нет, говорят, этим никто пользоваться не будет и мы такой проект не примем. Потому что оно у вас рухнет.
Ладно, сказал главный инженер. И прикроил к проекту гигантские бетонно—каменные пилоны. Четыре штуки.
О, сказали городские власти. Раньше бы так. Теперь все в порядке.
О, сказали приглашенные граждане — вещь. Добротная, надежная. Сразу видно.
Слоны, черепаха.
Так и построили мост. И никого не смутило то, что «опоры» моста соединяются разве что с полотном этого моста — и ничего совершенно не поддерживают.
Впрочем, пилоны зря не пропали — когда под мостом прокопали тоннель, воздуходувы провели именно через пилоны моста — что зря пейзаж портить?
Но к тому времени сиднейцы уже к технологиям привыкли, нервами покрепчали — и по мосту Анзак, который вообще, считай, висит на веревочках, только шшурх — как будто так и надо.
В зоопарке служители вчетвером тащат за хвост большого рыжего кенгуру. Тащат быстро, бегом, с предупреждающими криками. Кенгуру болтается и протестует, но сопротивления не оказывает.
Дотащили до выгородки, где посетители с сумчатой живностью общаются, перекантовали через воротца, опустили. Кенгуру сказал что—то непечатное, встряхнулся и поскакал работать кенгуру.
Оказывается, так их и переносят. За хвост. Кенгуру теряет ориентацию и становится транспортабелен.
Недавно напомнили.
Рассказывает коллега Фелисити.
Под рождество звонит ей приятельница. Работает она в полиции. И говорит, так и так, начальник уходит в отпуск — и притащил он в контору клетку с шиншиллой и всеми шиншильими причиндалами. С просьбой кормить и поить. И вот она теперь думает, это как понимать?
— Да что ж тут понимать? — удивляется Фелисити. Вы ж работаете круглые сутки, всегда кто—то есть. — Поить и кормить, естественно.
— Но это же МЫШЬ!
Тут у Фелисити включается, как она сама выражается, внутренний софист, и она говорит:
— Какая мышь? У вас, что, там интернета нет? Ты посмотри, какие шубы из шиншиллы шьют и сколько эти шубы стоят. Ты когда—нибудь слышала, чтобы кто—то мышей носил?
Пауза.
— Гулливер носил.
Пауза. Щелканье.
— Чтооо?
Пауза. Видимо, происходит попытка совместить цену с зарплатой.
— Ты права, это не мышь. Тогда ладно.
Вот как важен в жизни грызуна статус.
Рабочий день
Заканчиваю программу. Иду за следующей. Беру. Запускаю файл. Прихожу в офис.
— Ребята… Посмотрите, тут звука нет.
— Не может быть. — говорит дежурный менеджер Дженни. — Какой номер файла?
— Вот.
Находит, запускает. Звука нет.
— Однако. Это, наверное, при закачке что—то не сработало. Ладно, я его вечером закачаю снова, а пока вот еще одна русская программа.
Беру. Запускаю файл. Смотрю. Прихожу в офис.
— Ребята, это вообще не русский.
— Как, не русский, не может быть… — говорят оба дежурных менеджера хором.
— Да сами посмотрите.
— Какой номер файла?
Смотрят.
— Да, — говорят, — действительно. А что это?
— По—моему, армянский.
— А ты не знаешь армянского?
— Нет.
— Совсем?
— Совсем.
— А, — голосом крыловской лисы, — если мы монтажные листы найдем?
(Вспоминаю предыдущий опыт.)
— Нет.
— С киргизского — да, с казахского — да, с якутского — да, а с армянского — нет?
— Ну переводчика с якутского в Австралии не найти, климат не тот, а переводчики с армянского есть.
— Ну ладно… У нас больше готовых программ нет. Возьми вот, тут файл с субтитрами для глухонемых, посмотри, что распознавалка там наработала.
Беру. Запускаю файл. Сверяю первые 15 минут. Иду в офис.
— Ребята…
По большевикам прошло рыданье.
— …там текстовой файл на 16 минуте кончается.
— Как кончается, не может быть!
— Э…
— Номер файла.
Смотрят.
— Ладно, вот тебе еще одна распознавалка. Будем искать хвост этого файла.
Беру. Запускаю видеофайл. Ищу текстовой. Иду в офис.
— Ре…
— ЧТО.
— Текстового файла вообще нет.
— Не… номер файла.
Смотрят.
— Знаешь что, к вечеру твоя программа загрузится — а ты иди домой, наверное. Тебе до конца смены всего ничего.
— Спасибо, — говорю.
— Да не за что.
Фрэнсис Гринуэй, чертежник и строитель, как и многие из знаменитых австралийцев, прибыл на свою новую родину в хорошо упакованном виде.