— А ты заслуживаешь?
— Может быть, — я тяжело сглотнула, и железный ошейник впился мне в горло. — Я никогда не задумывалась о том, чего я заслуживаю. Я просто жила и не ценила жизнь, не считалась с ней. Может быть, именно этого я и заслуживаю. За то, что двадцать четыре года плыла по течению и не цеплялась за жизнь, пока она у меня ещё была.
— Ммхммф, — сказал он после паузы. — Как драматично. Даже не знаю, забавляет меня это или раздражает.
Я хотела зло уставиться на него, но меня всё ещё не отпускал вопрос, которым я задалась ранее.
— Ты, в самом деле, собираешься вылечить моего отца? Торбена Хейккинена? Сделать так, что он проживёт свою жизнь до конца?
— К сожалению, да, — сказал он. — Я уже об этом жалею, но я не люблю нарушать свои обещания. Раз я сказал, значит, я это сделаю.
Моё сердце едва не взорвалось, хотя это было горько-сладкое чувство.
Жизнь моего отца станет длиннее.
Просто я больше не буду её частью.
— Можешь поблагодарить меня, — сказал Мор. — Никто никогда меня не благодарит.
— Потому что никто не хочет умирать! — сказала я ему.
— Почему нет? — спросил он. — Если бы они знали про Город смерти, они бы его не боялись. Они, вероятно, даже хотели бы туда попасть. Даже те, кто осужден на Хлябь, не остаётся там навсегда. У нас проходят Состязания костей, победители которых могут поселиться в Золотой середине.
Я уставилась в чёрную пустоту, где находилось его лицо.
— Разве ты не хочешь, чтобы тебя боялись? Разве не в этом всё дело?
Между нами опять пролетел порыв мёртвого воздуха, и мою спину обдало ледяным холодом. Где-то далеко прогремел гром, а облака потемнели.
Я снова его рассердила.
Мор остановился, сделал шаг в мою сторону, наклонился ближе, и всё, что мне оставалось, это уставиться в чёрную бездну, а чёрная бездна уставилась на меня в ответ.
— Разве ты не боишься меня, птичка? — хрипло сказал он, и его голос проник в мою душу, словно чёрная рука. — Это потому, что я не убил тебя на паутине? Ты даже не знаешь, что такое страх, дерзкая смертная. Но это пока. Я сломаю тебя на тысячу мелких бесполезных кусочков, я высосу твоё сердце через твои кости, я заберу твоё тело, воспоминания, каждый сантиметр, определяющий тебя, истолку тебя в свой утренний кофе, чтобы твои страдания дали мне заряд энергии на день. Я заставлю тебя умолять о смерти, но даже тогда я не удостою тебя ей, и всё это, мать его, ради своего развлечения. Так что продолжай растрачивать свой страх впустую. А ведь он тебе потом понадобится. От него будет зависеть твоя жизнь.
Он продолжил идти, но я словно приросла ногами к земле. Я боялась пошевелиться, боялась сделать вдох. Страх проник в каждый уголок моего тела.
— Не отставай, — зарычал он и дёрнул за цепь, притянув меня к себе так, что железный ошейник чуть не переломил мне шею.
Спотыкаясь, я пошла за ним, совсем потерявшись в своём страхе и в отсутствии надежды. Мои мысли и эмоции попали в водоворот отчаяния и пребывали в нём до тех пор, пока Хийсинский лес не закончился, и мы не вышли в пустыню, окутанную странной оранжевой дымкой. К моему удивлению, пустыня была абсолютно безлюдна.
— Где все? — спросила я.
— Отправились за рыжим, — грубо ответил Мор.
— Значит, мы пойдём пешком?
Мор пошёл через пустыню, снова дёрнув за поводок и заставив меня закричать от боли.
— А вот теперь мы идём пешком, — он покосился на меня, хотя я и не могла видеть его глаз. — И у тебя ещё хватает смелости жаловаться на методы своей транспортировки?
— Я не жалуюсь, — с трудом проговорила я, после чего оттянула ошейник, чтобы сглотнуть. — Я просто удивлена, что мы отправимся в твой сумеречный замок пешком. Разве ты не должен ехать на своём единороге? Разве у тебя не должно быть колесницы, сделанной из костей, запряжённой пятью чёрными жеребцами, изрыгающими огонь?
— У тебя богатое воображение. Думаю, Сарви скоро вернётся. Остальные же направятся к замку. Они либо найдут рыжего, либо нет. Иногда мне кажется, что отсюда можно убежать через такие ходы, о которых даже я не знаю.
— Кто такой Сарви?
— Мой единорог.
— Ты в курсе, как глупо это звучит?
Мор издал низкий рык, похожий на рычание загнанной в угол росомахи.
— Слово "единорог" прекрасно подходит этим существам. Ваши долбаные сказки сделали из них блаженных ангелоподобных лошадок. Они вообще не такие. Они жестокие, кровожадные и ненасытные лошади с плохим характером. Мне просто повезло, что они сохранились с тех времен, когда правили Древние боги, и что они решили служить нам. Они могли этого не делать.
— Как долго мы будем идти?
— Дорога займёт какое-то количество дней. Много дней. Может быть, даже недель из-за того, что ты ужасно медлительна.
Отлично.
— Расскажи мне про Древних богов, — сказала я, снова оттянув ошейник.
— Я не собираюсь ничего тебе рассказывать, — ответил он.
— Расскажи мне, как ты пытал Расмуса. Что ты с ним делал?
— Пытал? Надеешься завлечь меня темами, которые мне нравятся?
Я ненадолго почувствовала на себе его взгляд.
— Насколько ты ему доверяешь?
Я остановилась и подняла взгляд на его лицо, находящееся в тени.
— Расмусу? Гораздо больше, чем я доверяю тебе.
— Это и так понятно, — просто сказал он. — А ты хорошо его знаешь?
Я облизала губы, но сухой воздух быстро забрал с них всю влагу. Я не знала, как выкрутиться. Я могла умереть, но это, вероятно, было уже неважно. Чёрт, я сомневалась, что что-то, что я могла сделать или сказать, имело теперь хоть какое-то значение.
— Я едва его знаю.
— У меня есть три изречения, которыми я руководствуюсь по жизни, — сказал Мор, показав три пальца.
Его замысловатые металлические перчатки сверкнули в оранжевом свете пустыни.
— Никогда не верь живому. Никогда не верь Богу. И никогда не верь рыжему, — он взглянул на меня. — Боюсь, ты совершила все эти ошибки.
Я чувствовала, что он пытается меня подловить. Мы продолжили идти, и я как никогда остро ощутила поднимавшуюся с земли пыль, жар и властное присутствие Мора рядом со мной. Его металлические доспехи и оружие бряцали с каждым шагом. Но, несмотря на его размеры, его движения были плавными и грациозными, хотя земля слегка содрогалась от каждого его шага.
— Я верила в то, что Расмус не даст мне умереть, — сказала я, наконец.
— И всё же это ты сражалась с моей дочерью и убила лебедя, — коротко отметил он. — Похоже, это ты не дала ему умереть.