— Они что... умерли? — спросила я Мора.
— Нет, на них это не действует, — проворчал он. — Они поднимутся через пару минут. И ты не захочешь находиться здесь, когда это случится.
Он зашагал в сторону единорога, который мотал головой туда-сюда, выдыхая горячий воздух. С одной стороны его морды находился белый глаз, а с другой — пустая глазница.
— В самый последний момент, Сарви, — сказал он ему.
Затем Мор дёрнул за цепь, и я чуть опять не упала на колени.
— Ой! — вскрикнула я.
— Я с радостью оставлю тебя здесь, если ты этого хочешь, — сказал Мор, прислонившись к плечу единорога. — Ты и так уже слишком много разговариваешь.
— Мы заключили сделку, — сказала я холодно, стараясь собрать всё своё достоинство, которое я только могла собрать, с собачьим ошейником на шее.
— Так и есть, — сказал он со вздохом. — Поэтому тебе лучше подойти сюда.
Я подошла к нему, звякнув цепью, как вдруг он схватил меня, полностью обвив ладонями мою талию, и забросил на спину единорога.
— Хватайся за гриву, — сказал Мор, запрыгивая на единорога.
Я оказалась между толстой шеей единорога, наполовину состоящей из костей, и телом Мора, облачённым в доспехи.
— Тебе стоит крепко держаться, если хочешь сохранить свою бессмысленную маленькую жизнь. Тяни сколько влезет. Сарви ничего не почувствует.
"Повторюсь, сэр, это не совсем правда", — сказал спокойный голос с псевдо-британским акцентом словно из ниоткуда.
Я огляделась в поисках источника звука.
— Кто это был?
— Ты услышала? — спросил Мор с тихим благоговением.
Я кивнула.
"Просто отлично, опять кто-то заявляет, что может меня слышать, а потом продолжает полностью меня игнорировать", — продолжил голос.
— Это Сарви, — объяснил Мор.
У меня чуть глаза не полезли из орбит.
— Единорог может разговаривать?
— К сожалению, — Мор пришпорил Сарви. — Взлетаем.
И мы полетели.
ЗАМОК
В мой последний день рождения, проведенный в Финляндии, за год до того, как мама решила переехать в Калифорнию, отец подарил мне уроки верховой езды в качестве подарка. Это был действительно лучший подарок моего детства. Конюшня располагалась сразу за городом, и каждую среду папа возил меня туда на своём красном ретро-внедорожнике. Я каталась на пушистом пони по имени Порро, но я звала его Порридж11, и единственное, что мы с ним делали — это катались по кругу медленным шагом или рысцой. В конце концов, я так поднаторела, что смогла поехать лёгким галопом, но тут же слетела с Порриджа и угодила прямо в деревянные щепки. Инструктор посоветовал мне в следующий раз держаться за гриву пони, что я и сделала. Я продолжала заниматься, пока мне не пришлось оставить Порриджа, Финляндию и моего отца. Когда я переехала в Калифорнию, мама отдала меня на танцы, а верховую езду сочли слишком опасной для меня.
В общем, двадцать лет спустя мне сразу же вспомнились все эти уроки верховой езды, которые, вероятно, могли теперь спасти мне жизнь. Я несколько раз намотала иссиня-чёрную гриву Сарви на кулаки, потому что свалиться с него здесь означало упасть с высоты в шестьдесят метров, а это было смертельно.
Потому что мы летели.
Мы, мать его, летели.
Я была до чертиков напугана, и не могла по достоинству оценить это невероятное и нереальное событие, потому что к моей спине прижималась облаченная в доспехи грудь Мора и его промежность, а его бедра располагались по обеим сторонам от моих ног, которые сжимали плечи Сарви. Воздух здесь был более прохладный и разреженный, а от ритмичных взмахов крыльев Сарви становилось ещё холоднее.
"Сэр, если вы сможете подумать о чём-то хорошем, — сказал Сарви, — хотя бы на какое-то время, наше путешествие завершится гораздо быстрее. Нас сдерживают облака".
— Я был бы более счастлив, если бы ты нашёл того рыжего ублюдка, — проворчал Мор.
"Я же сказал вам, что он давно сбежал", — ответил Сарви.
Как я поняла, голос единорога исходил не из его рта или его голосовых связок, а каким-то образом проникал прямиком нам в головы.
"Калма и Сурма всё перепроверят, но я сомневаюсь, что они что-то обнаружат. Впрочем, как и всегда".
— Каким образом смертный мог так быстро пересечь Хийсинский лес? — медленно спросил Мор с горечью в голосе. — Он прячется.
"Всё может быть. Он не перебрался бы так быстро через Звёздные топи, это уж точно", — сказал Сарви.
Мор снова что-то низко прорычал. А поскольку он находился прямо позади меня, от его гортанных звуков волоски на моей шее встали дыбом, даже несмотря на железный ошейник.
— Мы знаем, кто его мать. Не удивлюсь, если она ему помогла, — сказал Мор.
У меня появились вопросы. Так много вопросов. Но сейчас я не могла вымолвить ни слова. Я была слишком напугана, чтобы говорить. Мне казалось, что, как только я это сделаю, я отпущу гриву Сарви и потом целую вечность буду падать с этого неба. Ранее у меня никогда не было сильного страха высоты, но теперь всё поменялось.
Если, конечно, у меня ещё было это "теперь".
"А она тихоня, — сказал Сарви, имея в виду меня. — Должен признать, я рад. Ты должна знать, Ханна, что пока только ты и Мор могут меня понимать. Другие единороги тоже могут, но они не настолько цивилизованные, как боги и смертные".
Сарви сказал это так, словно мне должно было это польстить.
— Я слишком напугана, чтобы говорить, — призналась я.
Мор издал очередной низкий, грохочущий звук позади меня, от которого у меня задрожали кости.
— Как легко она теперь это признает.
Мы погрузились в молчание, хотя у себя в мыслях я делала всё возможное, чтобы не сойти с ума. Мы летели прямо под пеленой облаков, низ которых царапали острые кончики крыльев Сарви, которые были похожи на когти и оставляли танцующие завитки тумана позади нас. Сухая и безжизненная равнина резко закончилась скалами, которые тянулись высоко вверх, а внизу змеилась Сумеречная река. Скалы становились всё выше, превращаясь в крутые горы с зазубренными склонами, которые блестели так, словно были выкованы из железа. Каждая вершина была покрыта тонким слоем снега.
Вдруг я увидела то, от чего у меня перехватило дыхание.
Впереди появилась до невозможности огромная башня, которая уходила прямо в облака. Она растянулась на мили, и была такой широкой, что охватывала почти весь горизонт. Башня была сделана из сверкающих камней, в которых отражалось небо, и возвышалась над тёмной цитаделью, обнесённой стеной. Но постройки были едва различимы.