— Мэтр Гийом, простите меня, — пробормотал я, опуская глаза.
— Он простит тебя, конечно, простит, — заверил Урланк голосом, дрожащим от нетерпения. — А сейчас закрой глаза, забудь Наставничество, вернись в Лоргол, вспомни, чему тебя учил отец…
Тупик Раздора, самый гнусный тупик Нижних кварталов. Отец кутается в черный бархатный плащ, рядом с ним возвышаются фигуры преданных соратников, среди которых затесался и его сын. Мне исполнилось четырнадцать, и по этому случаю барон де Рошронд подарил наследнику боевой цеп. Оружие олицетворяет доверие, то доверие, что мне оказывает отец. И именно это оружие придает мне смелости и позволяет смотреть в глаза трясущейся от ужаса добыче. Две янтарные бусины, поблескивающие в лучах бледной луны, нехотя заглядывающей в прореху на черном небосклоне. Глаза существа, которое не понимает, что происходит. Добыча, жертва… Загнанная в угол. Израненные пальцы царапают стену, перегораживающую тупик. Наивное стремление убежать, преодолеть каменную преграду. Я снова вижу мою занесенную руку, побелевшие костяшки, снова чувствую странное возбуждение, а также липкий страх, переполняющий душу. Кровь вскипает в венах. Я весь подчинен одной-единственной мысли: угодить ему, угодить властному отцу, и тогда, быть может, он согласится оставить меня в покое. Он никогда не отдает приказов, он позволяет мне выбирать, не оставляя выбора. И я вынужден стать судьей и палачом. Я перехватываю рукоять, сжимаю ее все сильнее и сильнее, тяжелый железный шар стукает меня по бедру. Мальчишка обнажает стилет. Он знает, что я явился убить его, и по его щекам катятся слезы бессильной ярости.
— Почему? — стонет ребенок, пока я медленно приближаюсь к нему. — Чего вы хотите?
— Ничего, — отвечаю я. — Ничего, что бы ты мог мне предложить…
— Неправда, — рыдает он.
Я должен действовать быстро, чтобы не дать зародиться жалости, любым другим чувствам, способным отсрочить казнь. Арбассен, притаившийся на крыше, соскользнул к самому водостоку, надеясь насладиться зрелищем. Я оборачиваюсь. Отец качает головой, а парнишка, как и все остальные жертвы, пытается воспользоваться моментом, чтобы ускользнуть. Цеп коротко свистит, и железный шар разносит череп несчастного. Он падает, как подкошенный. Алая кровь струится по мостовой. Рядом гремит голос отца:
— Отлично, Агон, отлично.
И его рука ложится на мое плечо…
Урланк с восторгом взирал на меня:
— Потрясающе, просто потрясающе, — сообщил он, указывая на корни, уползающие вниз по лестнице.
Я напоминал спящего, которого вырвали из лап ночного кошмара и который никак не может прийти в себя и понять, в какой реальности он находится. Сумрак павильона удивительным образом напоминал темноту тупика, лишь усиливая иллюзорность происходящего. Я не осмеливался поднять глаза, боясь увидеть Арбассена, моего компаньона по кровавым ночам, склонившегося к балюстраде галереи.
— Этого достаточно, — добавил Урланк. — Вы успокоили дерево, все кончилось.
— Почему… почему все было таким реальным?
— Во всем виноват Ловец Света, — сказал Урланк. — Он влияет на наши умы. И это влияние столь сильно, что видения напоминают реальность…
Мало-помалу обстановка павильона вновь приобрела привычные очертания. Я схватил учителя за отвороты камзола, привлек к себе и выдохнул прямо в лицо:
— Вы знали о Лорголе. Откуда?
— От вашего отца. Он приезжал сюда, чтобы встретиться с вашими будущими педагогами, и рассказал о вашем отрочестве. Неужели вы полагали, что он опустит столь многообещающие факты?
Я с отвращением оттолкнул собеседника. Я чувствовал себя замаранным, опозоренным.
— Никогда, слышите, никогда больше не вынуждайте меня вспоминать прошлое. Вы меня поняли? Я… я потратил годы, чтобы вычеркнуть эти воспоминания из памяти, убедить себя в том, что речь идет об обычном кошмаре.
— Мне жаль, что все так вышло. Я и помыслить не мог, что деревья поведут себя подобным образом. Хотя сейчас главное, что Ловцы Света приняли вас, не правда ли?
— Какой ценой…
— Давайте-ка присядем.
Усевшись в кресло, я зажмурил глаза и принялся шептать заповеди Наставничества. Я не знал другого заклинания, способного успокоить меня после того, как дерево покопалось в моих воспоминаниях. Урланк с уважением отнесся к тому сражению, что я вел с самим собой.
Он молча ждал, пока я закончу и открою глаза. После чего мастер оружия робко улыбнулся.