— Хотелось бы обойтись без демонстраций подобного рода.
— Ах, как я вас понимаю. Пойдемте, я придумаю, как излечить вашу рану.
— Вы хотите, чтобы я вошел?
— А вы предпочитаете истечь кровью у дверей моего павильона?
— Нет… Я с вами.
Удивленный благосклонным приемом преподавателя, я последовал за ним, лелея тайную надежду, что, быть может, мэтр даже согласится назваться моим наставником.
— Меня зовут Мелоден, свой павильон я делю с еще одним педагогом, — объяснял мужчина, пока мы шли по коридору, стены которого украшали написанные маслом портреты юных учеников. — Ваши предшественники, — объяснил Мелоден.
Разветвляющийся коридор соединял четыре крыла здания. Здесь, как и везде в школе, можно было увидеть многочисленные ветви и корни Ловца Света. Учитель остановился перед плотным занавесом, приподнял его и жестом пригласил меня следовать вперед. Пришлось пригнуться, чтобы преодолеть низкий и темный проход, ведущий во владения Мелодена. Так я оказался в вытянутой комнате, озаренной свечами. В углу виднелась лишь часть ствола Ловца Света, корни которого ковром устилали пол. Эти корни сходились в центре зала, образуя плетеный кокон, напоминающий нерукотворный альков высотой в человеческий рост. Все стены занимали массивные полки с лежащими на них цистрами самых разнообразных форм.
Учитель пододвинул мне табурет, а сам уселся рядом, взяв в руки инструмент.
— Мне потребуется вода… — Гримаса боли исказила лицо.
— Лучше я вам сыграю, — сказал Мелоден, берясь за цистру.
И не успел я возразить, как он вывел первый пассаж, короткую мелодию из хрустальных нот. Ветви дерева задрожали, и я почувствовал, как моего сознания коснулась некая чужеродная сила. Она была нежна и деликатна, она проникала в мозг так ненавязчиво, словно кралась на цыпочках. Боль отступила, а вскоре и вовсе исчезла. Когда учитель опустил инструмент, рана уже затянулась.
— Я позаботился о том, чтобы она не воспалилась, — сказал Мелоден, закидывая цистру за спину. — За ночь пропадет и шрам.
Изумление, отразившееся на моем лице, позабавило музыканта:
— Оказывается, вы еще можете удивляться, — сказал он, — завидую.
— Магия…
— Нет, Магическая криптограмма не имеет никакого отношения к волшебству Аккордов.
— Не знаю, что это такое.
— Древнейшее искусство, искусство изменять мир с помощью музыки.
— Наставничество признало бы вас королем… — прошептал я. — Все мы, Странники, учимся играть на различных музыкальных инструментах, чтобы нас с радостью встречали в деревнях.
Мелоден нахмурил брови:
— Вы играете на цистре?
— Я бы не сказал, что играю. Так, бренчу, — признался я.
Мелоден поднялся и направился к алькову, свитому из корней. Он положил цистру на пол и нырнул внутрь.
— Что… что вы делаете?
— Музыка обессиливает меня. Я нуждаюсь в помощи дерева, — сказал музыкант, кладя руки на переплетение корней.
Корни дрогнули и тут же обняли его ладони. Мелоден прикрыл глаза, откинул голову и замер. Его лицо стало умиротворенным.
— Итак, — начал он, не открывая глаз, — вы отважились пересечь улицу?
— Лучше бы я этого не делал. Все так и норовят обвинить меня в возникших беспорядках. Считают, что именно я несу ответственность за то, что Дьюрн не желает выходить из башни. Поэтому-то ни один преподаватель не желает пускать меня даже на порог павильона. Вы стали исключением.
— Их резонанс с деревьями не сравним с моим, — сообщил Мелоден, поднимая голову.
Теперь он смотрел прямо на меня.
— И меня заинтриговал ваш резонанс, — добавил музыкант. — Я почти не встречал учеников, чья внешность изменилась бы столь сильно всего за пару дней пребывания в школе.
— Внешность, мессир. Изменилась только моя внешность, но не суть…
Он улыбнулся и приложился затылком к одному из корней.
— Вы по-прежнему намерены нас покинуть?
— Да. И если бы я мог сделать это прямо сейчас, то, не раздумывая, так бы и поступил.
— Странная фраза для того, кто пытается найти учителя на этой стороне улицы…
Я потупил глаза и снова изумился, что рана больше не кровоточит. Затем я осмотрелся вокруг.
— Вы чем-то похожи на Урланка, — не преминул заметить я.
Музыкант-преподаватель вздрогнул:
— Что привело вас к подобной мысли?
— В вашем павильоне я также не вижу ни единого ученика.
— Они могли уйти…
— В тот момент, когда в школе воцарился хаос? Сомневаюсь.