– Мне кажется, мы уже это обсуждали, – голос Сейджа стал раздражённым. – Рен не найдёт тебя. Не придёт. Не спасёт. Забудь об этом.
Снова свист и снова адская боль, расходящаяся по всему телу. Я уже начинала забывать, что мне только недавно было холодно. Из ран, мгновенно образовавшихся там, где прошёлся кнут, уже струилась горячая кровь. От этих мест по всей спин разливалось обжигающее тепло, грозящее перерасти в самую настоящую горячку. К своей гордости, второй удар я смогла вынести без вскрика, до скрежета стиснув зубы. Меньше всего мне сейчас хотелось откусить себе язык.
Третий и четвёртый удары последовали друг за другом без перерыва. Я с неудовольствием отметила, что по щекам у меня против воли заструились слёзы, а сознание просто звенит от гулкой боли, охватившей всю спину. Пятый удар пришёлся поверх одного из предыдущих, и я, не выдержав, громко и протяжно взвизгнула.
– Кажется рассёк тебе тут до кости, – в голосе Сейджа было только самодовольство. Ни капли жалости или сожаления.
Разум затуманился от боли и жара, моя спина словно была охвачена огнём. Удары, кажется, продолжали сыпаться, но я уже не чувствовала их, так как всё смешалось в одну жгучую продолжительную боль, подобной которой я не испытывала никогда в жизни. В какой-то момент я перестала слышать и свист кнута, и смех Сейджа, и что-либо ещё. Единственным звуком осталось грохотание сердца у меня в ушах. Глухое, рваное, судорожное. Это был звук разрушения. Рушились розовые замки из облаков и конфет, которые я так любила строить, грезя о своём будущем. Каждое жалящее касание кнута выбивало из меня очередное радужное представление о мире. Воспалённый, раздражённый более моральной от унижения, чем физической болью, мозг генерировал страстное, горячее желание, чтобы всё это прекратилось. Чтобы чёртов оборотень заплатил за то, что делает со мной. Чтобы ему было также больно, как и мне. И чтобы он испытал то же беспомощное отчаяние, что и я. Перед глазами расплывчатым силуэтом встал чей-то образ, являющийся результатом обезумевшего сознания. Единственное, что я знала об обладателе этого силуэта – он тот, кто может заставить моего мучителя страдать.
– Ты заплатишь…, – захрипела я в перерыве между ударами, удивляясь неожиданной силе собственного голоса и безумству, которое в нём звучало. – Он придёт… И ты ощутишь ту же боль, что и я.
– Глупая смертная всё никак не выучит урок, – раздался свист, – Рен не поможет тебе.
Я снова выгнулась от удара как будто раскалённого кнута. Раны на запястьях уже давно снова открылись, раздираемые на этот раз жёсткими кожаными ремнями. В глазах начало темнеть, и я приняла обморок с благодарностью.
Следующее пробуждение для меня оказалось покрыто белёсой пеленой. Я не совсем понимала, что со мной происходит, чувствуя ужасающий холод, от которого немели руки, кажется, опять прикованные цепью, и чудовищную боль, разливающуюся по всей спине при каждом движении. Голова, судя по ощущениям, должна была вот-вот развалиться на мелкие запчасти, раскрошенная молотом, который долбил черепную коробку изнутри. Меня трясло, открыть глаза оказалось превыше моих сил, так как отвратительный, слепящий, раздражающий свет по-прежнему горел в темнице. Мои запястья словно терзали у себя в пасти громадные волки, сдирая кожу своими острыми клыками. Я никак не могла сосредоточиться на какой-либо мысли, совершенно не понимая, откуда взялась вся эта боль и возможно ли, что моё тело способно выдержать её ещё хотя бы секунду. То проваливаясь в благодатную тьму, то снова резко подрываясь, я провела, кажется, несколько дней. А может недель. Или даже месяцев. Мне не хотелось больше ничего, кроме как суметь собрать свои мысли воедино и разобраться, что здесь происходит. Перед глазами мелькали образы, воспоминания из прошлого. Всё казалось настоящим и реальным, поэтому я вскрикивала и звала по имени своих друзей, которых видела в этих болезненных видениях.
В какой-то момент туман в голове расступился и, уж не знаю, причудилось мне или это правда было, передо мной на корточках сидел Сейдж, давая мне проглотить какие-то пилюли и запить их целым стаканом освежающей наивкуснейшей воды. После этого моё тело начало расслабляться, и я погрузилась в глубокий сон, который был наполнен багровым пламенем и хриплым голосом, однако пламя грело, а голос убаюкивал, поэтому проблемы в этом я не видела. Когда же багровый огонь подобрался слишком близко, я встала и ушла, долго потом ещё гуляя в приятной темноте.
***
– Просыпайся, смертная, ну же! – донёсся до моего сознания знакомый крик, и я ощутила довольно сильный шлепок по щеке и резко открыла глаза, сразу же заходясь раздирающим горло кашлем.