— Там мы нашли кокон, — заметила Франсуаз. — Теперь он пуст.
— Леди Аларонд заходила в ангар, — подтвердил Бурковиц. — Мы нашли следы ее машины. Но нам неизвестно, зачем она приезжала.
— Ты обещала мне власть, — произнесла Селебриэн.
Она размахнулась и ударила Каролину по щеке — без причины.
Толстое лицо старой женщины колыхнулось, потом морщинистые щеки снова обвисли.
— Ты лгала? Что тебе известно о «Глендааре»? Почему ты хотела, чтобы я сожгла твоего урода-папулю? Отвечай.
— Стоит прострелить ей ногу, проконсул, — флегматично предложил один из солдат. — Когда человеку расщепляют кость — это больно. Я сколько раз пробовал. Кто угодно заговорит.
Желтоватые глаза Каролины оставались неподвижными и безучастными.
— Давайте, — приказала Селебриэн.
Гэбрил Аларонд приблизился к краю акрополя. Его лицо поднималось вверх, словно следуя путеводной звезде.
— Я слышу их, — тихо произнес он. — Они хотят, чтобы я пришел.
— Черви? — осведомилась Франсуаз.
— Да, — ответил он.
Бывший рейнджер неловко спускался по склону холма, пока не подошел к отверстию в проволочном заборе. Проконсул, скользя парадными ботинками и изо всех сил стараясь не чертыхаться, следовал за ним.
Гэбрил Аларонд остановился.
— Я должен пойти один, — сказал он. — Они зовут только меня.
Бурковиц замер, и по инерции прокатился еще пару футов по высохшей траве.
— Не будьте невежливым, проконсул, — заметил я. — Вас не приглашали.
— Майкл, мы не можем дать ему уйти, — прошипела Франсуаз.
Гэбрил Аларонд шел вперед, и зеленые ветви кустов сходились за его спиной.
— Он должен, — тихо ответил я.
— Приступайте.
Первый из рейнджеров наклонился к леди Аларонд, встал на колени. Руки гоблина сомкнулись на ее ноге, так, чтобы между ними оставалось свободное место.
— Давай в упор, — бросил он.
Старая женщина оставалась неподвижной.
— Ты все еще не хочешь говорить, Каролина? — спросила Селебриэн. — Пойми — ты не отделаешься одной раздробленной костью. У тебя их еще много.
— Говори, мамаша, — незлобно предложил солдат. — Я ж тебе добра желаю.
Он говорил правду.
Гоблин, собиравшийся выстрелом из автомата, не колеблясь, раздробить ногу беззащитной пожилой женщине — он и в самом деле желал ей добра.
Правда, ему это не помогло.
Леди Аларонд запрокинула голову назад, обнажая горло. Оно было старым и морщинистым — и только сейчас Селебриэн осознала, что та выглядит гораздо старше своих лет. Череп Каролины откидывался все дальше и дальше — туда, где никак не мог оказаться, будь он прикреплен к телу.
Крупная, склизкая голова червя высвобождалась из-под гномьих костей.
Червь снимал с себя череп, вместе с кожей, волосами, зубами и глазной жидкостью — как аквалангист избавляется от своего шлема.
Он распахнул пасть, усеянную мелкими острыми пластинками. Внутренности рта были темными, буровато-синими. Между пластинок еще оставались засохшие куски насекомых.
Гоблин отшатнулся, с ужасом отпуская ногу того, что уже не было старой женщиной.
Розовое тело червя, мерзкое, покрытое красноватыми прожилками, судорожно дернулось, скидывая с себя череп леди Аларонд. Тварь высовывалась из разорванного горла, и быстро перебирала толстыми ложноножками, расширяя отверстие.
Солдат приподнялся. Он уже успел распрямить ноги, когда червяк изогнулся, посылая голову вперед.
Селебриэн истерично закричала.
Острые пластины жвал вонзились в живот рейнджера. Он не был таким вкусным, как высохшие насекомые — но сейчас не стоило привередничать.
— Что тебе известно о леди Аларонд? — спросила Франсуаз.
Проконсул Бурковиц бросил еще один, неодобрительный, взгляд вслед удалявшемуся рейнджеру, и тяжело заковылял к нам, обратно по склону.
— Она была обычным гномом, — ответил я. — Конечно, у нее имелись свои маленькие странности. Этакие милые привычки, которые так нравятся окружающим.
— Какие же? — спросила Френки.
— Любила насекомых.
Круглая голова червя поворачивалась, проводя по внутренностям солдата. Она уже полностью погрузилась в него, в отверстие, выгрызенное под грудной клеткой. Тело рейнджера содрогалось, он кричал — воин оставался жив, хотя позвоночник и был перекушен двумя ударами жвал. Теперь гоблин не мог пошевелиться.
Второй передергивал затвор автомата, посылая очередь за очередью в тварь, шевелящуюся у подножия дерева. Толстые ноги старой женщины безвольно вздрагивали, точно у матерчатой куклы. Селебриэн вытащила табельный пистолет и начала стрелять, не целясь.