– Ничего не знаю, – заорал бандит, корчась от боли, пронзившей все его тело.
– Значит так, – с этими словами солдат сунул ему под подбородок пистолет, – я вижу, ты не очень понял наш разговор. Тогда я скажу проще, может хоть так до тебя дойдет. Ты уже труп, живым отсюда ты не уйдешь. Но ты можешь выбрать, как умереть, быстро и легко, успев попрощаться с Богом, если ты в него, конечно, веришь, а можешь умирать так, что твои предки это почувствуют. И так долго, как я этого захочу. Если хочешь по второму, продолжай пудрить нам мозги, если нет, то говори по делу. И быстро, пока я не потерял терпение.
– Хорошо, – сдался бандит, – я все скажу, если только…
Это он тоже не успел договорить, потому что снайпер выстрелил из пистолета, туда же, куда попала первая пуля. Бандит заорал так, словно из него душу вынимают.
– Ладно, – проговорил он сквозь слезы, – это мы были. Хозяин так велел, сказал, что военные должны знать, у кого власть на районе. А еще рабы нужны были, в городе не сыскать, уже разбежались все, а кого нашли, не хватает, – бандит говорил так быстро, что мы едва успевали запоминать, – Хозяин еще злится, что вы Ахмеда повесели, они с ним почти братья были, к нему ехал, когда поймали. Все злится, что из-за какой-то девки такого человека повесили. Говорит, что это только начало войны, что мы за каждого своего десятерых вояк положим. Он с друзьями уже и план продумал. Говорит, что и Рязань, и Москву, и Тулу под себя подомнем, что снова заводы оружейные пустим, что теперь мы хозяева тут. Только начинать надо с малого.
– Зачем деревню разграбили? – спросил снайпер с каменным лицом, – говорю же, пугаем, а заодно рабов набираем, они на все услуги нужны.
– Где главная база? – спросил солдат, но бандит отрицательно замотал головой.
Солдат замахнулся для удара, но пленник завопил как резанный:
– Да не знаю я, на самом деле! Никто из наших не знает, мы его даже живым не видели, он только по радио с начальником разговаривает. Мы в городе окопались, в двух местах. Я с Глобуса, гипермаркет такой, должны знать, когда оттуда все вывезли, мы его и заняли. Замертвячено там все, вот и не думаем, что кто-то к нам сунется. А еще у нас точка есть в Кремле, там почти все наши. А хозяин под Москвой где-то, ну не знаю я, никто из наших не знает.
– Откуда оружие?
– Не знаю. Когда все началось, мы тоже много парней потеряли, никто не понимал, что происходит. А потом вкурили, чем все это светит. Собирались где как, связывались, шантрапы с улицы набрали как бойцов. С Москвой связались, нам сказали уже конкретно, что делать. В тюрьмах ведь тоже не дураки сидят, положили охрану и начали реальную власть ставить, так и хозяин наш вышел. А оружие он уже сам нам выставил, у нас точка была, магазин его тогдашний, туда машины и приезжали. Тогда и менты к нам кучками перешли, кто понял, с какой стороны ветер дует. От них наводку на пару складов получили, что еще вояки подмять не успели. Больше ничего не знаю…
– Машина есть? Или как вас забрать собирались?
– Машина своя, – прохрипел бандит, – в лесу оставили, прямо в этом, метрах в ста к северу, наверняка найдете.
Снайпер посмотрел на солдата, но тот только пожал плечами, вроде все на правду похоже. Большего от бандита и не требовалось. Вытащив из кармана пистолет, снайпер бросил его мне.
– Кончай его, – сказал он спокойным голосом, словно предлагал мне чаю.
Я сначала прицелился в голову, но потом передумал и опустил ствол чуть ниже, а уж после спустил курок. Пуля, тихо шлепнув, пробила бандиту горло, выпустив целый фонтанчик крови и заляпав кору дерева. Тот так и дернулся, хрипя разорванной глоткой и захлебываясь своей же кровью. Ноги забились о землю, вырывая траву тяжелыми подошвами, пока он тщетно пытался вздохнуть, глаза выкатились, а рот уже полный крови, раскрывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. Минута или две агонии продолжались его муки, и все это время он не отрывал от меня взгляда, полного одновременно обиды, боли и страха.
Возможно, он еще какой-то частью надеялся, что я сжалюсь и выпущу вторую пулю, но давать ему пощады никто не собирался. Потом уже, когда пленник перестал подавать признаки жизни, ему сделали контрольный, чтобы в зомби не превратился, а после кинули в яму к остальным его дружкам.
– Да, несладкое выстраивается положение, – сказал снайпер, плюнув в яму на лежащие тела, – что такое ОПГ надеюсь, знаешь?
Он спросил это настолько обыденным тоном, что я не нашелся, что сказать и просто кивнул, ожидая от него продолжения. Он сам посмотрел на меня с вопросительным видом, словно одного кивка головы было мало для ответа.
– Организованные Преступные Группировки, – сказал я, – наследие лихих девяностых. Слышал я про такие вещи. И про то, что они ни куда не делись, я тоже слышал. Думаете, этот из таких вот банд?
Снайпер некоторое время просто стоял, покачиваясь на носках ботинок, перед самым краем, а после развернулся и пошел обратно к машинам, словно принял нужное решение. Продолжения разговора не последовало, а настаивать мне как-то не хотелось. К тому же я все чаще задавался вопросом, почему этот человек, с отменной военной выучкой и командирскими замашками состоит как простой доброволец, а солдаты, стоящие вроде выше по служебной лестнице, безропотно ему подчинялись. С ним было не чисто, но встревать туда я не собирался.
Машины, на которых приехали солдаты, были припаркованы в небольшом овраге, разрезающем лесок почти пополам. Один УАЗик старой армейской модели с жестким верхом, перекрашенный в грязно-зеленый свет грузовик с крытой крышей,, из которой торчала длинная антенна, чуть покачивающаяся на ветру. Замыкал все большой джип, похожий на «Хаммер», но гражданской комплектации, уже немного побитый и потерявший прежний лоск дорогой игрушки. В крыше сверху просверлили люк, выставив наружу крупнокалиберный пулемет, спаренный с мощным фонарем.
Всего в отряде было около двенадцати человек и у каждого было свое место с четко разграниченными полномочиями. И от их точного выполнения зависел не только успех операции, но и жизни каждого члена отряда. Я с завистью смотрел на отработанные действия солдат, понимая, что нас, студентам, до такого никогда даже близко не подойти.
Из грузовика показался человек, голый по пояс, но в перчатках, и крикнул, что снайперу, что приказание выполнено и на полигоне все приняли, прямо сейчас формируют ударный отряд. Пока соединение работает, может, что еще нужно передать?
Меня снайпер тут же отпустил, сказав что я могу чувствовать себя как дома, а ему нужно передать новые сведения. Он ушел к грузовику, а я некоторое время просто стоял, осматриваясь. Наконец, я заметил Свету, сидевшую на подножке «Хаммера» с чашкой в руках.
Выглядела она, скажем, неважно. На порезы уже наложили пластырь и дали ей умыться, стерев кровь с лица и одежды, только это помогло лишь внешне. Подсев к ней, я рассказал о том, что поведал бандит, умолчав только о том, что после его все равно убили.
– И что теперь? – спросила она вяло, держа чашку обеими руками.
– Снова драться, – пожал я плечами, – уже ничего не исправить, время такое.
Глава 4. Тихая гавань.
– Готовность минута! – прозвучала неожиданная команда, когда снайпер, а по совместительству и командир отряда, вышел из грузовика.
После этих слов все свободные от дежурств или обычной работы, связанной с чисткой или ремонтом машин, солдаты начали быстро возвращаться на свои машины. Меня со Светой, лишенных собственного средства передвижения, приютил водитель «Хаммера», представившийся Иваном. Это было и его настоящее имя, и позывной в группе. Достаточно молодой, ему вряд ли перевалило больше, чем за тридцать, он оказался контрактником, всего неделю назад перебравшемуся сюда, на новое место службы. Приняв новые лица в экипаж машины, Иван разговорился, все больше расспрашивая про то, что происходило в городе. Все это ему было в новость, так как ни самого города, ни названий еще толком не запомнил, поэтому разъяснять приходилось медленно, и постоянно отвлекаясь на картографические особенности наших приключений. Слушателем он оказался весьма эмоциональным, постоянно охая и переспрашивая, иногда это раздражало, но в большинстве случаев именно такую реакцию от своих рассказов видеть и хотелось. Света тоже немного отошла от пережитого путешествия и активно включилась в разговор, постоянно меня перебивая и вставляя многочисленные подробности, иногда просто придуманные, а по большей части эмоционально приукрашенные.