Дорога значительно изменилась после того, как мы пересекли второй блок-пост на нашем пути. Здесь, наверное, первоначально проходила граница занятой военными территории. Видны были следы многочисленной строительной техники, постоянно перегоняемой с место на место, и так же постоянно ремонтирующей дорогу. Хотя дорогой это назвать было сложно, скорее просто пропаханная в земле снующими в обе стороны машинами колея, мокрая, грязная и вонючая. Используя огромное количество ресурсов с многочисленных строек, военный закладывали дорогу бетонными перекрытиями будущих супермаркетов и высоток, так никогда до конца и не отстроенных. Сверху все по новому засыпали землей, чтобы не очень трясло, а чтобы все снова не расползалось, насыпи укрепляли деревянными перекрытиями и гравием. Ехать было не то, что по автостраде, но гораздо легче, чем по расхлябанной грязи, начинавшееся сразу после поста.
За окном мелькали быстро возводимые панельные домики и деревянные избы из свежесрубленных деревьев. Строили ровными квадратами жилых районов, ни на секунду не забывая о чрезвычайном военном положении, введенном, похоже, на веки. Вдоль дороги стояли доты, ощетинившиеся пулеметами и автоматическими гранатометами. Поднимая тучи пыли, по позициям разъезжались танки, только снятые с консервации и ехавшие, чтобы превратится в неподвижные бронированные точки на самых опасных участках. Шлагбаумы с колючей проволокой перегораживали каждый съезд. Уже достроенные квадраты из десяти двенадцати домов огораживались отдельными стенами. Если где-то будет новая вспышка инфекции, локализовать и уничтожить в таком кубике будет очень легко.
И было много людей. Усталые, разбитые, у многих полная потерянность в глазах и моральное опустошение. По своему опыту могу сказать, что так часто выглядели люди, потерявшие все во время нашествия зомби. Сейчас они входили в составы работрядов. Отряды, созданные по необходимости, с тяжелой и выматывающей работой. Туда чаще всего определяли людей, для которых просто не нашли другой подходящей работы или они сами отказались от предложенной. Эти ребята выполняли почти всю работу, которую считали необходимой в начальстве полигона. И рвы копали, и кирпич клали, и лес валили, и поле пахали.
Всех спасшихся делили на несколько категорий, по их, так назовем, необходимости анклаву выживших. Три категории: А, Б и В с тремя подпунктами один, два и три. Категорию тебе назначали после просмотра и определения анкеты. Всем военным, кадровикам и офицерам автоматически присваивалась категория А1, что значило боевую подготовку и способность к отражению атак как зомби, так и людей. Рядовым срочникам и уже прошедшим военную службу, только сейчас вернувшихся под ружье, присваивали категорию А2, что значило чуть хуже, но тоже вполне приемлемую боеспособность. Добровольцам, за редким исключением, присваивали категорию А3, то есть больше, чем против зомби их ставить не стоило. Категория Б обозначала интеллектуальную среду и полезность человеческому социуму. Б1 получали учителя, воспитатели, педагоги, в общем, все те, кто мог обеспечить сохранение и передачу знаний и сохранение культуры, даже несмотря на то, что цивилизация рухнула. Б2 получали специалисты узких специальностей, технических, инженерных и связанных с энергетикой, те, кто смогут сделать анклав достаточно автономным и не зависимым от внешних источников, как города до этого. Б3 получили уцелевшие, обладающие знаниями чрезвычайно важными для цивилизации, но не применимыми на практике, или не нужных для задач выживания. Специалисты-историки, ядерщики, климатологи и прочие – кто мог входить в эту группу. Категория В определяла людей без особого образования, но с важными практическими навыками, такие как слесари, сантехники, специалисты по сельскому хозяйству. Самой большой, как оказалось, была группа В3 – люди, не обладающие никакими знаниями, ничем не способные помочь анклаву кроме как чисто физическим трудом. Это были те самые менеджеры, торговцы и банкиры, которые необходимы для огромного, сложно функционирующего общества, размазанного по всей планете. Они быстро богатели, подсев на финансовые потоки, но абсолютно ничего не делали практически. Когда пришлось спешно бежать, эти люди первыми оказались в бесконечной очереде автомобильных пробок. Им было легче добраться до машин, да и машин у них было больше. Только вот приехав в безопасность, они узнали, что уже никому не нужно умение составлять обширные и мутные договоры, в которых можно спрятать какие угодно сведения. Никому больше не надо защищать свои права, так как даже самих судов больше не существует. Никто больше не собирается брать кредиты и заверять документы у нотариусов. Все их знания оказались совершенно ненужными. Теперь они отрабатывали свое право на существование в работрядах, сместившись на самую нижнюю ступеньку нового общества. Если бы мы так же приехали бы на полигон, то никого бы не интересовало, кого мы убили, и через что прошли. Студенты, без высшего законченного образования, без специальных навыков, мы бы попали в такую же категорию.
Сейчас же мы возвращались как категория А, правда, не знаю, какой именно подгруппы. Машина обогнала вереницу людей с лопатами, медленно шедших вдоль дороги под охраной конного автоматчика. На всех была одета одинаковая синяя форма и ноги скованы кандалами. Глаза опущены в землю, понурые плечи и покрытые свежими мозолями руки.
– Пленники, – пояснил водитель в ответ на мой вопрос о их происхождении,
– те, кто сами сдаются. В основном бандиты и мелкая шпана с дорог, решивших, что беженцы больно много с собой увозят и должны делится. Мы их не расстреливаем, очень уж много работы, рук просто не хватает. Да и многие не такие уж прожженные убийцы, просто головы пустые. Пусть отрабатывают право на свободную жизнь.
Вот и сам полигон, раньше отделенный от всего остального мира старой, отсыревшей и разваливающейся стеной, вдоль которой иногда проходили патрули. Мальчишки из ближайших деревень нередко перелезали через эту ограду в поисках патронов и стрелянных гильз, а чаще просто ради того, чтобы пощекотать себе нервы. Сейчас бы у них такой трюк уже не прошел бы. Стену обновили и подлатали, протянули в три ряда колючую проволоку по верху, местами искрившуюся, а значит, под током. Топлива совсем не экономят, но мне казалось, что это только временная мера. Когда окончательно соберут внешний периметр, то туда же перенесут и все самые мощные укрепления оставив на внутренних рубежах только самое необходимое.
Ворота, в которые упиралась свежая дорога, тоже были сделаны совсем недавно. В этом месте стену разобрали и поставили раздвижные железные ворота, укрепив их смотровыми вышками, вооруженные пулеметами и гранатометами. Перед воротами, метров за сорок до них, дорогу надвое разбивал бетонированный дот с четырьмя амбразурами, из которых высовывались стволы полевых противотанковых пушек, снятых с хранения.
Здесь нас остановили, но задерживать не стали, просто проверили пропуска, выданные на первом посту. Одна створка ворот отъехала в сторону, открывая дорогу и мы смогли въехать. Просто войти на полигон так не получилось, сразу за воротами вставала другая стена, свежевыстроенная из кирпича. Места между ними хватало ровно настолько, чтобы машина могла повернуться на девяносто градусов и проехать в узкий проход, идущий с внутренней стороны стены. Во второй стене были заметны небольшие узкие бойницы, поблескивающие еще не до конца просохшим цементом. Через них можно было расстрелять любую машину, медленно ехавшую по проходу. Пятьдесят метров спустя был еще один разворот, где на виду широкой и приземистой квадратной башни с деревянным верхом и бойницами для пушек машина снова разворачивалась под прямым углом и утыкалась во вторые ворота, которые только монтировали. Такие же тяжелые и неповоротливые, как первые, с внешней стороны они снабжались тяжелыми отбойниками. Так что даже если нападающий попытается протаранить их, то ничего не получится – скорость набрать не получится, а веса и мощности машины так же не хватит. Пока будешь податься в ворота, сверху гранатами закидают. Рабочие, пропуская машины, недовольно косились на водителей, словно обвиняя их в вынужденной задержке, из-за которой они теряли время.