Хорошо известно, что «созидание нового человека» — Ното зоуеИсиз — шло через моноидеологию, которая рассматривала его как «совокупность общественных отношений». Террор физический, выделывание (по Бухарину) нового человека из «капиталистического материала» имели своей задачей формирование послушного винтика или одноразового шприца. Ленин — Бухарин — Сталин — Жданов — Суслов — наиболее видные «коллективизаторы совести». Им померещилось, что в марксовом коллективном стаде, обще- стве-фабрике, ленинско-сталинском обществе-казарме с карцерным ГУЛАГом и рабоче-крестьянской гауптвахтой можно и должно строить «рай земной», забыв о духе человеческом, о том, что сотворен человек из праха и в прахе Вечности дотла сгорают гордыня и прочие грехи и пороки его.
Совесть коллективизировалась в процессе неустанной и постоянной борьбы, которая и сформировала человека баррикадного типа. Борьбы с чем угодно, с кем угодно, за что угодно, но борьбы. С буржуазной идеологией и за высокий урожай, с пережитками прошлого и за коммунистический труд, с кибернетикой и генетикой, с узкими штанами и декадентской поэзией, с абстрактной музыкой и живописью. Сегодня правящая элита начинает бороться с «предвзятым» отношением к истории, то есть с правдой. Нельзя же, на самом деле, гордиться террором, лагерями, пытками, каторгой. А гордиться хочется.
Преодолеть твердыню коллективизированной совести невообразимо трудно. Даже самые мужественные не верили, что сталинский строй можно сдвинуть с места. Подобные мысли казались маниловщиной. Впрочем, так оно и было на практике.
Почему?
Да потому, что до сих пор больше всего мешаем Реформации мы сами, ибо сами во многом остаемся людьми старой системы, старых привычек и представлений. Традиционная российская мечтательная маниловщина оказалась абсолютно беспомощной при обострении социальной обстановки, не говоря уже о разгуле социальной стихии. Так произошло и с нами, реформаторами, когда мы попытались всерьез запустить механизм реальной законодательной деятельности в области экономики.
Система засасывала всех, даже самых порядочных и честных. Интеллектуалы писали порой смелые строки, но оставались весьма податливыми к ласкам власти. По-совет- ски грызлись между собой, по-советски доносили, по-совет- ски гордились своим якобы историческим предназначением. Повторяю, все были советскими, других у ЦК КПСС и КГБ на учете не состояло.
Мы жили в тисках противоречия между Сущим и Должным, которое мы не поняли до сих пор. Как писал академик И. Павлов: «Русский ум не привязан к фактам. Он больше любит слова и ими оперирует. Мы занимаемся коллекционированием слов, а не изучением жизни. Мозг, голову поставили вниз, а ноги вверх. То, что составляет культуру, умственную силу нации, то обесценено… И все это, конечно, обречено на гибель как слепое отрицание действительности».
Метания между реальным и виртуальным, между Сущим и Должным продолжаются до сих пор. Окаянный российский вопрос — что делать? — столетиями звучит трубным призывом к Должному — сказочному, прекрасному, солнечному — и одновременно служит театральным занавесом или изгородью от Сущего.
Пока нам не приходит в голову спросить самих себя: а чего не надо делать? Отсюда и вечные российские грабли, которые больно бьют нас, ибо все время наступаем на них в темноте незнания самих себя, живем без покаяния, боясь, что не будет прощения, и все время лелеем призрачное завтра. В этом надрывном беге мы оставляем позади себя миллионы бессмысленных смертей, реки безутешных слез, несостоявшуюся молодость и любовь. Нас тысячу лет учат ненавидеть, и мы находим в этом некое дьявольское удовлетворение, что и привело к глубокому духовному кризису нации. Мы сами, и никто другой, содеяли свою судьбу, уничтожив миллионы людей в войнах и междоусобицах, организованных большевиками — ненавистниками России, уничтожив крестьянство и интеллигенцию, порушив животворящие основы народной жизни.
Раболепие и нищета взяли верх над свободой и богатством, а общественно-созидательное начало заметно потеснено люмпен-распределительным. Отвела ли нам история лучшую долю? Не знаю. Возвысим ли мы Сущее? Тоже не знаю.