«Погибну, — подумал он, — но прежде оставлю о себе память и воеводе, и всем прочим! Во имя отца и сына…»
Рыцари не ожидали такого натиска, тем более что окружавшая молодого великана кучка людей растаяла совсем. Они готовились уже сойти со стен на майдан, чтобы, выломав ворота, опустить мост. Безумная отвага юноши остановила их, но уже через минуту положение совсем изменилось. Десятки мечей и топоров готовы были обрушиться на Андрийку, бившегося из последних сил в хаосе мечей, щитов, панцирей и шлемов, среди топота и лязга, крика и пыхтения. На этот раз удары сыпались на латы, сгибая их то тут, то там. На теле множились синяки, он слабел с каждым мгновением, и вдруг поскользнулся и упал…
Громкий крик радости прокатился по толпе рыцарей, но ему в ответ с противной стороны прозвучал какой-то нечеловеческий рёв.
Лёжа в крови и пыли, Андрийко увидел, как ближайшего к нему рыцаря откинула под забороло какая— то нечеловеческая сила, а по ведущей на забороло лестнице затопали вооружённые ратники.
«Запасные», — подумал Андрийко и сел. И, уже сидя, смотрел, как длинные копья запасного отряда оттеснили нападающих к самому заборолу, на котором кишмя кишела шляхта, как освободилось вокруг него пространство, а над головой замелькали копья стоявших чуть пониже ратников.
Оценив сразу же обстановку, Андрийко собрал все силы и встал. Поднял над головою меч, которого не выпускал из рук ни на минуту, и крикнул:
— Ну-ка, хлопцы! Топорами, все разом, за Миколу!
Ратникам, считавшим Андрийку убитым, словно солнце засветило; они неистово кинулись по ступеням вверх, и на оторопевших, уже уверенных в победе рыцарей посыпались удары топоров, надетых на сажённые рукояти. Копейники, в свою очередь, сомкнувшись вокруг вождя, принялись, точно вилами снопы, сбрасывать шляхту с заборола. А с вежи тем временем летели, нанося осаждающим немалый урон, стрелы и камни. За первым отрядом подоспел другой. И тогда последний, оставшийся в живых рыцарь, какой-то француз с изображением башни и льва на щите, перелез через забороло и приказал отступать. Но, не спустившись и до половины, получил удар камнем по голове, запасные Андрия сбросили лестницу, рыцарь свалился в ров и больше уже не показался на поверхности воды.
Таким образом, приступ был отбит и на южном крыле замка.
Однако самый ожесточённый бой разыгрался на бране, где командовал воевода. Польские рыцари одни за другим взбирались по лестнице и упорно лезли на главное забороло вежи и на ближайшую стену. Сотни стрел и свинцовых пуль летели им навстречу, а с верхней галереи вежи — камни и брёвна. Не раз тяжёлое бревно ломало лестницу, и находящиеся на ней люди летели в ров. Но вместо сломанной челядь тащила новую, и пьяные рыцари, презрев опасность, раны и смерть, отважно лезли на стены и заборола. И в конце концов на узкой полоске земли между рвом и стеной стояло в ряд около двадцати лестниц, а идущих на приступ выросло до трёх тысяч, в том числе около двухсот рыцарей. Ратникам Юршп не хватало рук, чтобы сбрасывать тех, кому удавалось долезать до конца лестницы. Сам воевода, отбросив теперь уже ненужный лук, дробил топором шлемы и щиты нападающих. Однако он вскоре понял, что перед таким натиском им не устоять. Многие из ратников уже пали в неравном бою, а когда свежие силы противника хлынули на первое забороло и стали подниматься по скользкой от крови лестнице, Юрша отступил с заборола в глубь прибранной вежи.
Второй ярус этой вежи выступал над браной кирпичным заборолом в виде балкона. С балкона через проделанные в стене железные воротца можно было пройти в крытую галерею и подняться на забороло к бойницам. Тут, в прохладе тёмной каменной галереи, ратники отдохнули, a ocaждающие с радостными гроикими возгласами завладели заборолом. Обезглавленные тела, отрубленные руки, головы, обломки лат, щитов, мечей, копий, топоры, камни, стрелы покрывали пол, а кровь стекала в отверстия, так называемые «носы», куда лили обычно кипяток и смолу на врага, если он овладевал воротами. Наступила передышка.