Перед собравшимися, среди остатков ужина, стояли полные чары, а рядом несколько высоких серебряных сосудов с вином. Слуги отсутствовали. Князья сами наливали вино и следили за фитилями пяти масленых ламп, горевших в большом паникадиле. Все слушали старшего рыцаря. Говорил он неторопливо и с достоинством.
— Направляясь сюда, я думал отвратить тебя, дорогой мой брат Свидригайло, от войны со шляхтой. Подла она и труслива, без бога в сердце, без веры в душе. Потому в ней и гнездится жадность и алчность, а особенно неслыханная лживость и лукавство, от которых бледнеет и убегает в своё пекло сам сатана. Они ухитрились объединить Польшу с Литвой как раз в то время, когда римский цесарь обратил свои взоры на западные границы цесарства. Они, нарушив все договоры, использовали помощь всей Европы и святого отца в Риме, чтобы под прикрытием походов на татар поработить разъединённую усобицами Русь. Потом собрали силы Литвы и Руси, чтобы разбить нас… Но мало этого. Интригами и посулами шляхта подстрекает население наших земель против благочестивого рыцарства, и, видимо, не далёк тог час, когда светская власть и города выступят против Христовых слуг… У вас среди бояр тоже нет прежней великой любви, когда отдают душу за други своя. Они радеют больше о пожалованиях, княжьих милостях и деньгах. Не им и не нам, рыцарям ордена, принадлежит будущее, не у нас сила и значение и не в нас. Вот почему я не хотел советовать тебе вступать в войну, Свндригайло! Однако, едучи сюда, я видел толпы вооружённых людей, собравшихся у дорог приветствовать великого князя. Эх, кабы так приветствовали меня в прусских городах и сёлах! Крест немецкого рыцарства утвердился бы вскоре во всех землях от Балтики до Подляшъя. И тогда я подумал: «Слава богу! В руках у Свидригайла неисчерпаемое богатство народной силы. Тысячи и десятки тысяч, пусть неопытных копейников, могут залить паводком всю Польшу, и тогда, потрясённые разбушевавшейся народной стихией, опомнятся и члены нашего братства. В руках этих огромных полчищ судьба края. Благо тому, кто их возглавит, горе и погибель их врагам! Орден будет всеми силами помогать им и тебе, великий князь, их царю.
Только в конце речи великого магистра Свидригайло сообразил, к чему тот клонит, и беспокойно заёрзал на своём кресле. Поглядев вопросительно на патера, потом на князей, он, наверно, принял бы во внимание слова старого опытного магистра, если бы заспорили Чарторыйские. Но они, хорошо зная нрав великого князя, ни единым движением не выдали, до чего интересует их решение вопроса. На весах была их судьба, их будущее отношение к особе владетеля, но ни один, ни другой не моргнули даже глазом.
— Простите меня, благочестивый магистр, — заговорил Анзельмус. — Я бедный францисканец, и куда уж мне до ваших мудрых, просвещённых голов. Однако не раз приходилось слышать проповеди высокопоставленных духовных лиц, близко стоявших к коронованным особам. Как-то один из них рассказал мне притчу про быка, на которого напал лев. Перепуганное насмерть животное стремглав мчалось куда глаза глядят. И вдруг навстречу идёт козёл. Казалось, что стоит быку поднять на рога слабосильного козла. Но тот, хоть душа его ушла в пятки, всё-таки наставил свои рога с таким видом, будто собирался напасть на противника. И, о диво! Бык, ещё более перепугавшись, свернул в сторону и кинулся наутёк, поднимая переполох среди зверей. Ещё раз прошу извинить меня, достойный магистр, но мне сдаётся, что притча эта относится и к вам. Литовско-русский лев двадцать лет тому назад напугал прусского быка, и вот теперь он убегает от польского козла. Так-то!
— Правильно! — заметил Свидригайло, довольный тем, что может добавить что-то и от себя. — Ты позабыл, брат, что на этот раз литовско-русское боярство будет с тобой против шляхты, а не с шляхтой против тебя. Гибель врага неминуема!
— Да, конечно, — спокойно подтвердил Рудольф, — я убеждён, что, если даже рухнет мир, Свидригайло не изменит своим союзникам… Но мне также известно и то, что у нас дома найдутся и среди мещан, и среди светской знати, и среди мужиков, словом, всех тех, кому надоела власть духовного ордена, тысячи приспешников польского козла. Вот почему я хочу опереться на такого союзника, перед которым дрожал бы весь мир, на русский народ.
Свидригайло даже покраснел от удовольствия, услыхав, как расхваливает великий магистр его верность. Но вслед за тем ему показалось, что союзники не верят в его силу.