— Что будем делать? — спросил Тихон Зубов.
— Что же нам делать! Ждать, — ответил Антон. — Может быть, удастся узнать кое-что.
Тихон взял друга под руку, молча увлекая за собой. Они обогнули пустынную площадь, шлепая по мокрым плитам тротуара, и вышли на улицу, узкую и длинную. По ней, как в трубу, дул промозглый холодный ветер — осень в горах уже чувствовалась, — фонари раскачивались на бетонных столбах, и черные тени метались по мостовой и стенам домов, будто гонялись за кем-то быстрым и неуловимым.
Друзья остановились. Зябко поежившись, Тихон предложил вернуться в отель.
— Пошли в бар, — сказал он, как только они добрались до освещенного подъезда. — Туда, как звери на водопой, скоро сойдутся все.
В баре, к их удивлению, уже сидел Барнетт. Облокотившись на стойку, он старательно изучал в зеркале буфета свое длинное лицо, растягивая пальцами морщинистую кожу то на одной, то на другой щеке. Он был мрачен: вероятно, его восхождение на второй этаж оказалось неудачным. Взгромождаясь на высокий круглый стул рядом с ним, Антон вежливо осведомился, не возражает ли мистер Барнетт против их соседства. Барнетт скосил в его сторону глаза и оттопырил губы: любой иностранец заслуживал с точки зрения настоящего бритта лишь презрения. Но молодой русский так старательно выговаривал каждое английское слово и так застенчиво улыбался, что Барнетт решил быть великодушным. Он улыбнулся и пробормотал:
— Нот эт олл — ни в коей мере.
— Тысяча благодарностей, — сказал Антон, улыбаясь еще шире, но тут же спрятал улыбку.
— Не прибегайте к преувеличениям, — назидательно произнес Барнетт. — Это особенность американцев. Англичанину достаточно сказать: «Благодарю вас!»
— Благодарю вас!
— Это уже лучше, — одобрил Барнетт. — Насколько я понял из вчерашнего разговора, вы собираетесь жить в Англии, и вам надо привыкать к тому, что говорят англичане.
— Офкоз, офкоз, — конечно…
— «Офкоз, офкоз», — передразнил Антона Барнетт. — Своим «офкоз» вы выдаете себя. Избегайте этого слова.
— Ай вил, буду избегать, — с веселой готовностью подхватил Антон, почувствовав в тоне англичанина не только желание поучать, но и расположение, а именно этого и добивался Антон со вчерашнего вечера.
— И еще один совет, — сказал Барнетт, поворачиваясь к Антону вместе со стулом. — Не старайтесь говорить по-английски слишком правильно: это делают только иностранцы да наши учителя английского языка.
— Благодарю за совет, мистер Барнетт.
— И этим «мистером» тоже не злоупотребляйте. Мы предпочитаем звать друг друга по имени, кого знаем, а кого не знаем — просто не замечать.
Барнетт пустился объяснять Антону особенности отношений между англичанами и кончил тем, что заказал для него и Тихона Зубова «дринк» — выпить. Затем «дринк» заказал Антон, потом Тихон, и после четвертого или пятого «дринка» они, не боясь встретить обидное молчание, стали расспрашивать своего «многоопытного, хорошо осведомленного и дальновидного» соседа о том, что интересовало их. Барнетт, как оказалось, тоже не знал сути достигнутого соглашения, но был уверен, что оно плохое, скверное, даже катастрофичное для Англии и Европы.
— Но почему? Почему? — допытывался Антон.
— Потому что правительство тори не может заключить умного соглашения, — презрительно ответил Барнетт. — Те, кто прислал сюда нашего премьера, — он показал глазами на потолок, — видят в этом… — кивок в сторону портрета Гитлера, висевшего в простенке, — не врага, а союзника.
— Союзника? Против кого?