— Я уже слышал кое-что, — начал Антон, — но главное…
— Главного я тоже не знаю, — перебил его Хэмпсон, торопясь. — Пока не знаю.
— Тогда я подожду вас тут, — сказал Антон, стукнув носком ботинка в плиту тротуара.
— Зачем?
— Надеюсь, что вы обрадуете меня сообщением о повороте событий в лучшую сторону.
— Боюсь, что ваши надежды не оправдаются.
— Вы откажетесь говорить со мной?
— Нет, не в этом дело, — смущенно пробормотал Хэмпсон. — Просто я не смогу сообщить вам ничего, что могло бы обрадовать.
— Непонятно, совсем непонятно, — сказал Антон, чувствуя в тоне молодого англичанина не только неуверенность, но и вину. — Только заговорщики скрывают свои планы, боясь разоблачения и противодействия. Миротворцы же — а ваш премьер приехал сюда как миротворец, не так ли? — спешат обнародовать свои соглашения, чтобы получить широкую поддержку.
— Из того, что я узнал, пока трудно сделать окончательный вывод, — сказал Хэмпсон, — но, кажется, я невольно обманул вас.
— Невольно? Значит, вас самого обманывали? — спросил Антон, хотя и понимал, что вопрос излишен. Ему захотелось, чтобы Хэмпсон подтвердил это не столько для него, сколько для себя.
— Да, меня обманули, — проговорил он глухо.
Антон подошел вплотную к англичанину, заглянул ему в глаза.
— Кто обманул? В чем обман?
Хэмпсон немного отодвинулся, отступив на шаг.
— Меня ждут наверху, — тихо сказал он, не отвечая на вопросы. — Поговорим, когда я освобожусь.
— Хорошо, — с готовностью, почти обрадованно согласился Антон, — я буду ждать здесь.
— Ждать лучше там, — посоветовал Хэмпсон, показав на дальний угол отеля, утопавший в темноте: желтые квадраты от ярко освещенных окон, ложившиеся на мокрую мостовую и тротуар, не достигали того угла. — Там тише и суше.
Антон, подойдя к двери бара, поманил Тихона Зубова и, рассказав ему о разговоре с Хэмпсоном, попросил объяснить Барнетту и Чэдуику отсутствие другого русского каким-то благовидным предлогом. Тихон пожелал вместе с Антоном ждать англичанина на улице. Однако тут же согласился, что с Хэмпсоном лучше разговаривать Антону одному.
На улице было холоднее, чем показалось Антону вначале. Подняв воротник плаща, он прижался к отсыревшим деревянным воротам и стал ждать. Машина уходила, исчезая за поворотом, возвращалась, стояла минут пятнадцать-двадцать у подъезда, потом снова уходила и снова появлялась. Захмелевшие и шумные корреспонденты покидали отель, скрываясь в темноте улицы: шли ночевать в поезд. С последней группой ушел Тихон, и бар погрузился сначала в полусумрак, потом во тьму. Продолжали ярко светиться лишь окна на втором этаже: «счетовод» был старателен и упрям и не ушел на покой, пока не закончил свой доклад.
Лишь в первом часу ночи машина, возвращавшаяся с телеграфа, остановилась на углу площади. Хэмпсон отпустил ее, а сам пошел по тротуару, огибавшему площадь. Остановившись напротив Антона, он тихо сказал, скорее утверждая, чем спрашивая:
— Замерзли, наверно.
— Да, немного.
— Может быть, пройдемся?
Они пересекли темную площадь, свернули на улицу, по которой трижды проезжали сегодня. Дождь, моросивший весь вечер, перестал, но ветер оставался резким и холодным. Втянув головы в плечи, они молча шагали рядом. Молчание становилось тягостным.
— Я жду, Хью, — решился нарушить молчание Антон.
— Я думаю, — в тон ему отозвался Хэмпсон.
Они сделали еще несколько шагов. Англичанин вдруг остановился и, повернувшись к Антону, удрученно воскликнул:
— Я ничего не понимаю! Я просто ничего не понимаю!.. У меня такое ощущение, что меня поставили с ног на голову.
Они прошли еще шагов двадцать молча. Антон ждал, не торопя Хэмпсона.
— Вы не поверите тому, что я скажу, — с раздражением заговорил Хэмпсон, повертываясь к Антону. — Не поверите, как не поверил я сам тому, что узнал. — Он опять замолчал, потом презрительно фыркнул. — Наш премьер приехал сюда, чтобы сказать Гитлеру, что готов передать или, как написал он в Лондон, «вернуть матери-Германии» Судетскую область. Он дал слово джентльмена, что Гитлер скоро получит эту область, не прибегая к силе.
Хэмпсон засунул руки поглубже в карманы пальто и зашагал дальше. Антон догнал его и придержал за рукав.
— Как мог он обещать передать немцам чехословацкую область? Ведь чехи намерены воевать за нее, а мы и французы поддержим их. По договору обязаны поддержать!